Особенно,... 
70 
- Так пробуй! Я отшатнулся.
- Вот еще! Тут не все так просто… Ни ты, ни я не должны брать это в рот. Нужен кто-то посторонний.
Парень задумался, пряча флейту в чехол.
- Кто жстанет пить незнамо что?
- Никто, находящийся в здравом уме, не станет. Значит… Мы переглянулись, одновременно придя к одному и тому
же выводу, и хором спросили друг у друга:
- Где здесь ближайший трактир?
Ночь требуется проводить в постели, дабы тело успело отдохнуть от дневных забот, а разум, лишенный необходимости тратиться на телесные нужды, обдумал все, что случилось в светлое время суток, и пришел к каким-либо выводам, не обязательно верным и уж совсем не обязательно окончательным, но таким, что позволяют устроить заслуженную передышку. Если же и днем не приседаешь, и ночью не спишь, к следующему утру становишься похож на старую развалину, желающую лишь одного. Покоя.
Хождения от дома Магайона к питейному заведению, от питейного заведения в Опору и из Опоры в «Три пчелы» заняли большую часть ночи, зато меня клятвенно заверили, что ближайшие дни могу полностью посвятить отдыху в ожидании, пока все запасы приворотного зелья будут изъяты из герцогского употребления, а сам герцог путем нехитрых лекарских процедур освобожден от чужого влияния. Кто должен был отдать приказ об обыске и прочих действиях, мне не сказали, но догадываюсь, что эту честь оставили на откуп милорду Ректору, а потому спешно отправили к нему гонца с соответствующим донесением.
Отправиться туда, вернуться обратно… Положим, Ксо может добраться до столицы мгновенно, но насколько быстро ему доставят депешу? Хотя есть ли смысл волноваться? Когда враг известен, пропадает эффект внезапности, врасплох Опо-
ра при любом стечении обстоятельств застигнута не будет, стало быть, можно с чистой совестью нежиться в постели. И наивно верить, что у других людей совесть тоже имеется, пока снизу не донесется гул знакомого голоса.
По лестнице он поднимался бесшумно, но в дверь все-таки постучал. Странная церемонность, нехарактерная для Борга в обычное время, не показалась мне поводом, достаточным для серьезных опасений, а потому я беспечно буркнул:
- Чего тебе?
- Спишь? - спросили из-за двери.
- А ты как думаешь?
Я поднял голову и посмотрел в окно. За окном небо начинало стыдливо розоветь, наверное, смущенное тем, что не оставило мне времени на отдых.
- Мне позже зайти?
Пресветлая Владычица! Ну что ему понадобилось от меня спозаранку? С другой стороны, если отложить разговор налогом, времени для сна точно не останется, а так можно успеть соснуть пару часиков днем.
- Нет уж, раз пришел, заходи.
Я перевернулся на спину, крепко зажмурился, подержал веки закрытыми ровно три вдоха, потом открыл глаза.
Рыжий великан снова выглядел по-другому. Если полгода назад в его чертах преобладали неколебимость и суровая уверенность, два дня назад - искренняя тревога, то теперь передо мной предстал человек, у которого выбили из-под ног опору. Или даже Опору, с большой буквы. Карие глаза смотрели на меня со страдальческим непониманием, как будто мир, знако-мый Боргу с детства и прекрасно изученный за время достаточно долгой уже жизни, вдруг повернулся ранее не виденным боком, вызывая замешательство на грани отчаяния. Я испытывал примерно похожие чувства в Элл-Тэйне, когда понял, что ничего не понимаю в происходящем. Но вряд ли у меня и моего старого знакомца были одни и те же причины схватиться за голову.
- Доброе утро.
- Извини, мне не стоило приходить.
Он выдвинул табурет и взгромоздился на него основательнее, чем садятся в седло, стало быть, намечающийся разговор
должен был стать долгим и мучительным. Только треволнений ранним утром мне и не хватало! Спасибо, дружище,
- Но ты пришел. А раз пришел, может, расскажешь, с какими вестями?
Борг шумно выдохнул, и воздух комнаты наполнился приторным ароматом, хранящим след недавно выпитого вина. Говорят, человек пьет только в двух случаях - на радостях и с горя, а на счастливца рыжий совсем не походил.
- У тебя что-то стряслось?
- Скажи, ты умеешь понимать людей?
Вот так вопрос. На него трудно отвечать в любом положении, но оставаться лежать как-то совсем уж неловко, так что придется сесть.
- Скорее я умею делать над собой усилие, чтобы попытаться понять.
И еще какое усилие! Безжалостно вгоняю сознание в чужие рамки, мну, чтобы придать ему несвойственные ранее формы, калечу, чтобы хоть несколько минут ощущать, чем живет и дышит тот, кто находится передо мной. Зачем я это делаю? Сила привычки, наверное, потому что никакого разумного основания для подобного издевательства над собой в голову не приходит.
70 
