Рамирес схватил мышь и, дважды щелкнув клавишей, запустил один из фильмов. В рамке маленького киноэкрана возник мальчик, лежавший животом вниз на старомодном, обитом кожей гимнастическом коне. Его запястья были связаны так, что он крепко обнимал коня, а лодыжки были прикручены к металлическим ножкам. Ремень, охватывавший поясницу ребенка, притягивал его к снаряду, и мальчишеские ягодицы нелепо и неприлично торчали вверх. Он был беспомощен, и на его лице, хотя и отупевшем от наркотиков, читался страх.
— Это нам смотреть необязательно, — сказал Фалькон.
— Проверьте-ка фотографии, — распорядился Кальдерон. — Открываются они или нет.
Рамирес открыл одно фото. Другой мальчик с голубыми тенями на веках и накрашенными розовой помадой губами был живописно насажен на пенис взрослого мужчины. Сытые по горло, они закрыли компьютер.
— Лучше показать эту гадость полиции нравов, — сказал Фалькон.
— А мы-то тут при чем? — недоумевал Кальдерон. — Зачем Серхио посвятил в это нас?
— Он просто показал нам истинную сущность убитого, — объяснил Фалькон. — Если раньше вы считали Рамона Сальгадо пожилым, одиноким, богатым, респектабельным директором престижной галереи в Севилье, то теперь вы думаете иначе.
— А я думаю, что это тупик, — заявил Рамирес. — Просто очередная попытка направить нас по ложному следу. Тесная связь сеньоры Хименес с обеими жертвами не может быть случайной.
— Но есть и третья жертва, — напомнил Фалькон.
— Вы знаете, что я имею в виду, старший инспектор, — не успокаивался Рамирес. — Проститутка, к своему несчастью, просто подвернулась убийце под руку, а заодно помогла ему запутать нас и отнять у нас время. Консуэло Хименес располагала всей необходимой информацией, чтобы заказать своего мужа и — судя по всему — Рамона Сальгадо. Я по-прежнему считаю, что мы должны забрать ее в полицейское управление и по-настоящему нажать на нее.
— Прежде чем пойти на эту меру, следует обыскать дом Сальгадо сверху донизу, а также галерею на улице Сарагосы, — возразил Фалькон. — Ее голыми руками не возьмешь.
— И что мы собираемся искать, старший инспектор? — спросил Рамирес.
— Грязь в отношениях между Консуэло Хименес и Рамоном Сальгадо, — объяснил Фалькон. — Так что отправьте Фернандеса опрашивать соседей, а сами берите Серрано и Баэну и осмотрите дом, двигайтесь за Фелипе и Хорхе.
Рамирес вышел из комнаты. Фалькон плотно закрыл за ним дверь и вернулся к Кальдерону, сидевшему за столом.
— Я хотел бы буквально минуту поговорить с вами с глазу на глаз, — сказал Фалькон.
— Видите ли, э-э… дон Хав… старший инспектор, — промямлил взятый врасплох Кальдерон, мешая личное со служебным. — Я не знаю, что произошло вчера вечером. Я не знаю, что сказала вам Инес. Мне, конечно, известно, что вы… но она сказала мне, что между вами все кончено, что вы развелись. Я полагаю, вам следует… я не знаю… то есть… А что вы там делали вчера ночью?
Фалькон остолбенел. Утро оказалось таким напряженным, что он напрочь забыл об Инес. С Кальдероном он собирался поговорить о компании «МКА Консульторес С.А.». Фалькон уставился в пол с единственным желанием: перенестись одним махом на неделю вперед, в другое дело с другим судебным следователем. Но все осталось на своих местах, и у него в душе началась та титаническая борьба, через которую, по его наблюдениям, проходят все преступники на пути к признанию. Ему хотелось ответить. Хотелось извлечь какое-то разумное зерно из сумятицы своих недавних переживаний, показать, что он, как и Кальдерон, способен преодолеть эту неловкую ситуацию. Но, натолкнувшись на стену неразрешимой путаницы, Фалькон отступил. Он провел рукой по ряду пуговиц на пиджаке, словно проверяя, крепко ли они пришиты.
— Я не имел намерения касаться этого в настоящий момент, — сказал он, приходя в ужас от напыщенности и неестественности своих слов. — У меня сейчас чисто профессиональные заботы.
Он мгновенно возненавидел себя, ощутив, как от Кальдерона, словно дурным запахом, повеяло неприязнью. Ему представилась возможность цивилизованным путем прийти к пониманию, а он отпихнул ее своим начищенным, завязанным на двойной бантик ботинком, и теперь ничего нельзя было поправить.
— Так что же у вас за заботы, старший инспектор? — спросил Кальдерон, с холодной невозмутимостью закидывая ногу на ногу.
Это был полный провал. Не сумев по-человечески объясниться с Кальдероном, Фалькон пал в его глазах как профессионал. Он понимал, что отныне не будет пользоваться доверием, а может, и того хуже: антипатия этого человека обернется против него. Кальдерон никогда не станет его союзником. Любая переданная ему информация может дойти до врагов Фалькона, и те разделаются с ним. Но он все-таки рассказал Кальдерону о «МКА Консульторес С.А.», прекрасно осознавая, что движет им уже не профессионализм, а стыд. Его мучила нелепая мысль, что теперь молодой судебный следователь может согласиться с Инес: «Да, у Хавьера Фалькона и впрямь нет сердца».