Последние отзывы

  57  

— В ресторанном бизнесе вертится, наверное, немало «непоказанных» денег, не так ли, Рамон?

— А почему же еще, по-вашему, он затеял этот переезд из квартиры в собственный дом? — спросил Сальгадо.

— Это любопытно.

— Никто никогда не расплачивался за картины вашего отца чеком, — ответил Сальгадо. — А насчет ресторанного бизнеса вы правы, и особенно это касается ресторанов для туристов с умеренными ценами, где платят без всяких чеков наличными. Лишь малая доля этих доходов заносится в книги, которые предъявляют налоговой инспекции.

— Так вот какие это делишки… А что было в девяносто втором?

— Что было, то прошло. Я просто хотел проиллюстрировать.

— Я тогда отсутствовал, но слышал о чудовищной коррупции.

— Да, да, да, но это было десять лет назад.

— Вам как будто есть что скрывать, Рамон. А вы случайно не были?..

— Я? — воскликнул он с оскорбленным видом. — Торговец картинами? Если вы думаете, что у меня была хоть какая-то возможность нажиться на «Экспо — девяносто два», то вы просто сошли с ума.

— Так вам известно что-нибудь, Рамон, или нет? Мы с вами тут уединились для того, чтобы вы разглагольствовали на общие темы, или у вас есть что-то конкретное, что поможет мне найти убийцу Рауля Хименеса? Как насчет публики, приходящей на ваши показы? Готов поспорить, что они говорят о «реальных» вещах, когда кончают разводить дресню вокруг картин.

— «Разводить дресню вокруг картин»? Вы меня удивляете, Хавьер, уж вы-то могли бы выражаться иначе.

Ну вот, сейчас все решится, подумал Фалькон. Это сделка. Информация в обмен на то, что больше всего нужно Сальгадо: возможность порыться в мастерской моего отца. И дело здесь вовсе не в деньгах. В престиже. Организация итоговой выставки неизвестных работ великого Франсиско Фалькона явилась бы кульминацией бесславной жизни этого человека. Пришли бы коллекционеры. Американцы. Хранители музеев. Он вдруг снова оказался бы в центре внимания, как сорок лет назад.

Фалькон надкусил крупную мясистую маслину. Сальгадо отщипнул бутон каперса и стал вертеть его черешок в пальцах.

— Я случайно слышал кое-какие разговоры, а потом разговоры других людей, не подозревавших о моей осведомленности. И таким вот образом у меня нарисовалась картина. Tableau vivant.^[45]

— И какое же у нее название?

— «Цветы апельсина и дерьмо» — думаю, это будет точно.

— А вы подарите мне оттиск с этого выдающегося произведения, если я позволю вам войти в мастерскую отца и… что? Позволю устроить выставку его?..

— Oh, nо, nо, nо que nо, Хавьер, hombre.^[46] Я никогда не потребовал бы ничего подобного. Конечно, было бы очень приятно совершить ностальгическое путешествие по его абстрактным пейзажам, но все это прошлое. Вот если бы у него нашлись неизвестные «ню», вроде того, что висит в Прадо, двух гуггенхаймских и еще одного, который Барбара Хаттон^[47] передала в дар Музею современного искусства… ну, тогда совсем другое дело. Но нам-то с вами известно…

— Тогда я пас, Рамон.

— Просто я хочу провести день в его мастерской, в полном одиночестве, — сказал он, отщипывая еще один каперс. — Вы можете запереть меня там, а потом при выходе обыскать. Все, о чем я прошу, это один день среди его кистей, рулонов холста, мольбертов и палитр.

Застыв с поднесенным ко рту бокалом мансанильи, Фалькон испытующе посмотрел на старика, пытаясь проникнуть внутрь, увидеть глубинные ключи, винтики и колесики. Перебирая пальцами ножку бокала, Сальгадо вкручивал его в дощатую крышку бочки. Вид у него был печальный, как, впрочем, всегда. И непроницаемый: его светскость была неуязвимей любой брони.

— Я должен подумать, Рамон, — сказал он. — Ведь дело, мягко говоря, не совсем обычное.

12

Суббота, 14 апреля 2001 года,

полицейское управление,

улица Бласа Инфанте, Севилья

Фалькон и Рамирес сидели в комнате для допросов и ждали, когда молодой сотрудник полиции, разбиравшийся в технике, подключит видеокамеру к телевизору. Рамирес поинтересовался, что это за старикан разговаривал с Фальконом на кладбище.

— Рамон Сальгадо. Он был торговым агентом моего отца.

— Что-то не похоже, чтобы он в состоянии был поднять Хименеса с кресла, — проворчал Рамирес, — или вскарабкаться по лестнице подъемника.

— Вдобавок он еще и искусствовед и время от времени читает в университете никому не нужные лекции. У него галерея на улице Сарагосы, рядом с Новой площадью. Туда еще захаживают богатеи, в их числе были сеньора Хименес и ее муж.

---

45

Живая картина (фр.)

46

Да нет же… дорогой вы мой (исп.)

47

Барбара Хаттон (1912–1979) — внучка знаменитого магната Фрэнка Вулворта. Унаследовала многомиллионное состояние деда в возрасте шести лет, после самоубийства матери. К моменту смерти у нее на счету оставалось не более трех тысяч долларов

  57