— Хотите представить на суд мертвеца в качестве свидетеля?
Насколько помню, в прошлом некромантия использовалась и подобным образом. Если судить строго, вчера вечером я как раз занимался поднятием павших. И вполне может оказаться, что обе Тени, пройдя через мои руки, стали именно восставшими мертвяками... Хм. Занятно. И вовсе не пугающе. Но видя на лице собеседника явственное нежелание залезать в мысли и чувства трупа, спешу успокоить:
— Нет, что вы! Он вполне живой. И охотно укажет на человека, который пожелал моей смерти.
Сонная муть в глазах Тинори развеялась, обнажив азартно поблёскивающие озёрца:
— Но вы уже знаете, кто это?
— Да.
Перо выжидающе замерло над бумагой.
— Dyen Трэммин Найли. Старший распорядитель Попечительского совета Анклава.
Пауза, сменяющаяся многозначительным:
— Кхм!
— Вы не расслышали? Повторить?
Тинори покачал головой:
— Нет, благодарствую, со слухом у меня всё хорошо. Но само имя...
— Он мой дядя.
— Думаете, это облегчает дело?
— Есть трудности?
Дознаватель отложил перо в сторону:
— Да.
— Большие?
— Немаленькие.
— Расскажите. — Присаживаюсь на стул напротив Тинори. — Мне нужно знать, каковы они.
— Собственно, трудность всего одна: должность, занимаемая вашим дядей. Он ведь из шишек Анклава, если не ошибаюсь? Кроме того... Вы оба маги, а трения между «регистровыми» решаются не здесь. Обратитесь к вашим властям, магическим.
— А если я скажу, что дело нужно рассматривать именно в городском суде?
— Это ещё почему?
— Моё имя вычеркнуто из Регистра. Несколько дней назад. Я больше не являюсь верноподданным Анклава.
— Огогошеньки... — Пальцы дознавателя выбили на столе короткую дробь. — Да, дело предстаёт в несколько ином свете. Но трудность никуда не исчезла.
— Разве обычный житель города не имеет права подать иск против мага?
— Имеет. Но чаще предпочитает не тратить время зря.
— Зря?
Тинори поднялся на ноги и прошёлся по кабинету, разминая плечи.
— Я приму ваше заявление, передам его судье, и судья, разумеется, даст делу ход, но... Дальше всё зависит от Анклава. Если тамошние управители не захотят огласки, они попросту кинут суду несколько монет, и всё умрёт, не родившись.
Позволяю себе усомниться:
— Несколько?
Дознаватель криво улыбается.
— Достаточно, чтобы суд прекратил разбирательство. Да и заявителю кое-что перепадёт, если он не будет артачиться.
М-да, не слишком приятная новость, впрочем, на что-то подобное я и рассчитывал. Но путь, упомянутый Тинори, прямой, а как показывает жизнь, существует ещё тьма-тьмущая обходных.
— Вы сказали «не захотят огласки». Значит, бывали случаи, когда?..
Он не стал отрицать:
— Бывали. Потому что иногда у магов возникает желание свести счёты друг с другом, прикрываясь щитами из простых людей.
Уже интереснее и приятнее. А что, если попробовать сыграть именно на этом? Правда, понадобится выяснить, кто в Анклаве против кого настроен, а сейчас мне не попасть в Обитель прежним способом.
— Значит, надежда есть?
— У вас? Вряд ли. Ваш дядя слишком силён, если я хоть что-то понимаю в иерархии Анклава. Его не выдадут для разбирательства. А даже если и выдадут... Вы всерьёз рассчитываете на вынесение и исполнение приговора?
Вздыхаю:
— Нет. Совсем не рассчитываю.
— Тогда зачем всё это?
— Мне нужно время. И уверенность, что не будет новых покушений ни на меня, ни на моих близких. А если добиться судебного разбирательства, дядя чуток присмиреет. По крайней мере, затаится на пару месяцев, а то и больше.
— Присмиреет? — Опыт дознавателя выудил из моих слов самое главное. — Это была не первая попытка?
— Вторая.
— А чем закончилась предыдущая?
— Как видите, неудачей. Я же всё ещё жив, не так ли?
Тинори снова уселся на своё место и решительно потянулся за пером:
— Хорошо, попробуем что-нибудь сделать. Я со своей стороны обещаю всё возможное. Но решающее слово за Анклавом.
Разумеется. И кажется, я знаю, из чьих уст оно должно прозвучать.
* * *
— Мальчик мой, ты ли это?
Те же ясные глаза, те же пушинки седых кудряшек, те же сухие ладошки на чашке подогретого вина: Таира, как и любой человек, задержавшийся на этом свете едва ли не вдвое дольше положенного, растратила тепло своего тела слишком давно, чтобы довольствоваться для согревания одним лишь солнцем.