Особенно,... 
89 
— Причём тут ноги?! А другое? Как с ним?
— Никак.
— Ты уверен?
— Я даже не буду пробовать.
Карие глаза угрожающе сощурились:
— Это ещё почему?
— Потому. Ты давно знакома с господином Амиели?
Она даже не заметила, что я нарушил требование обращаться к бывшей возлюбленной со всем почтением.
— Немного меньше, чем с тобой. Но причём здесь...
— Ты могла бы догадаться, что он умный человек. Должна была догадаться.
Щёки Келли, и без того не особо пылающие румянцем, побледнели ещё сильнее.
— Хочешь сказать, я дура?
Не то, чтобы... Просто не слишком наблюдательная и одновременно чрезмерно увлечённая исполнением своих желаний особа.
— Ты много раз была с ним? Не прошу называть, сколько именно, просто скажи: много?
Она нехотя процедила сквозь зубы:
— Да.
— И он хотя бы однажды позволил завершить близость... тем, от чего появляются дети?
Молчание. Тишина напряжённых воспоминаний. Ошеломлённое признание:
— Нет...
— А ведь ему, как человеку богатому, было бы всё равно, верно? Такой, как dyen Райт, может признать и прокормить хоть сотню бастардов.
— К чему ты клонишь?
— Он не дал свободы своему семени, потому что не хотел.
— Но теперь всё иначе! Я скоро стану его законной супругой и...
— Ничего не изменится, Келли. Мне очень жаль. Правда.
— Он... Он сам тебе так сказал?
— Сам.
И всё же, хоть убей, не понимаю, зачем хозяин Виноградного дома так поступил. Я не настаивал на откровенности, даже давал понять, что не желаю вникать в семейные тайны. И всё же оказался допущенным к чужим секретам. Зачем? Не люблю испытывать подобное недоумение, потому что вслед за ним приходит страх неизвестности.
— А почему он вообще завёл об этом разговор? Уж не потому ли, что ты... Ты разболтал о моей просьбе?!
— Келли, поверь, он и так всё знал. Говорю же, dyen Райт — умный человек, и он не мог не...
— Разболтал! Сколько он заплатил тебе за предательство? Сколько?
Тоненькие пальчики стискивают мою рубашку.
— Сколько?! Как дорого ты продаёшься?
— Келли, я вовсе ничего не говорил. Ни словечка.
— Сколько?!
Неловко сжатый кулак ударяет мне в грудь. Больно? Не знаю. Не задумываюсь. Потому что с удивлением пытаюсь понять, почему из гневно искривлённого рта Келли пахнет несвежим трупом.
— Келли, успокойся. Тебе просто не повезло... Но ведь дети — это ещё не всё. Ты сможешь жить, как хотела...
Хотя, как только бумага будет выкрадена, Райт, скорее всего, потеряет своё состояние. Правда, и в этом случае девица ничего не потеряет. Просто уйдёт восвояси. Найдёт себе нового покровителя. Или даже вернётся ко мне... Не-е-е-ет, только не это!
— Ты ничего не понимаешь! Если детей не будет, он...
— Он не изменит к тебе отношения, не бойся.
Да и куда менять-то? Если верить тому, что я слышал, хозяин Виноградного дома и так невысоко ценит прелести своей избранницы. Но зачем тогда всё затеял? Вопросов становится больше и больше, а неумелый кулачок бьёт всё ощутимее и ощутимее.
— Это ты, всё ты! Ты рассказал ему о нас, да?!
— И словом не обмолвился. Он всё знал заранее.
Занавеси всколыхнулись, коротко и осторожно. Кто-то пришёл? Неужели вор не потерпел до наступления ночи? Рвение, конечно же, заслуживает уважения, но не во всяких делах.
— Небось, опорочил меня, как только мог?
Интересно, что я мог бы рассказать Райту, чтобы принизить в его глазах девицу из Дома радости? Ума не приложу. Воображение пасует и сдаётся. А Келли-то заигралась... Почувствовала себя знатной дамой? Заговорила о чести? Эх... Как быстро. Неужели, я, получив от дяди обещанные блага, тоже начну задирать нос, забывая о прежней жизни? И буду выглядеть столь же мерзостно?
— Келли...
Замах проходит чуть шире, чем предыдущие, пальцы разжимаются и смыкаются снова, приглушая золотистый блеск. А мгновением спустя я понимаю, что именно мимолётно блеснуло в кулаке. Шпилька, выдернутая из причудливой причёски. Поговаривают, аристократки используют украшения для волос в качестве оружия. Что ж, сейчас проверю на собственном опыте. Уйти от удара будет сложновато, но возможно. Вот только боюсь, этот выпад я уже не оставлю без ответа, и придётся напомнить Келли, что она пока ещё стоит со мной на одной ступени, а то и чуть пониже...
Резкий рывок, заставляющий женщину остановить занесённую руку. Звенья ожерелья, впившиеся в плоть над кружевным воротником. Удивление в карих глазах, быстро сменяющееся ужасом, потому что янтарная нить, затянувшись, не позволяет вдохнуть. Глухой хруст ломающихся позвонков на следующем шаге внезапно замедлившегося времени. Выпущенная из затянутых в перчатки ладоней голова Келли безвольно и слишком свободно для живого человека склоняется на сторону, а тело, лишённое последней поддержки, остаётся стоящим менее вдоха. Моего, конечно же, потому что грудь под нежно-жёлтым кружевом вздыматься больше не будет. Никогда.
89 
