— Надеюсь скоро увидеть вас снова, — вежливо попрощался Джерек, когда охранник выпускал мистера Гриффитса из камеры.
— Да-да, — поспешно ответил мистер Гриффитс, — да-да.
Мистер Гриффитс нанес ряд последующих визитов, так же как и Преподобный Лоундес. Но если Преподобный Лоундес всегда казался уходящим в еще более счастливом настроении, мистер Гриффитс обычно уходил от него с отчаянным, несчастным выражением на лице, а его поведение выдавало крайнее возбуждение.
Суд над Джереком Корнелианом за его участие в убийстве Эдварда Франка Морриса, швейцара отеля «Империя», происшедшем пятого апреля 1896 года примерно в шесть часов утра, состоялся в Центральном Уголовном Суде Лондона в десять утра тридцатого мая. Никто, включая защитников, не знал и не ждал, что суд затянется. Предположения касались только приговора, что совсем не трогало Джерека Корнелиана, настаивавшего на сохранении вымышленного имени, несмотря на все предупреждения о том, что сокрытие настоящего имени не в его пользу.
Перед началом суда Джерека под стражей поместили в деревянную ложу, где он должен был стоять во время процесса. Ему понравилась ложа, позволяющая хорошо видеть остальную часть довольно большой комнаты.
Мистер Гриффитс подошел к ложе и торопливо спросил:
— Эта миссис Ундервуд, вы давно ее знаете?
— Очень давно, — сказал Джерек. — Строго говоря… я буду знать ее долгое время. — Он засмеялся. — Мне нравятся эти парадоксы.
— Мне — нет, — с чувством возразил мистер Гриффитс. — Она респектабельная женщина? Я имею в виду, она… ну… в своем уме, например?
— В высшей степени.
— Гм-м. Что ж, я намерен вызвать ее, если возможно. Чтобы она засвидетельствовала вашу особенность… ваши заблуждения и тому подобное.
— Вызвать ее? Привести ее сюда?
— Именно так.
— Это было бы превосходно, мистер Гриффитс! — Джерек с удовольствием захлопал в ладоши. — Вы очень добры, сэр.
— Гм-м, — сказал Гриффитс, отворачиваясь.
Он вернулся к столу, где сидел вместе с другими мужчинами, одетыми, как и он, в черные накидки; у всех у них творилось что-то непонятное с волосами: они выглядели мучнисто-белыми и туго закрученными. Позади располагался ряд скамеек, где сидело множество людей в разнообразных одеждах, но без фальшивых волос.
Над головой Джерека нависла галерея, буквально набитая людьми в обычной одежде. Слева был еще один ряд скамеек, на которых расположились двенадцать человек, проявлявших заметный интерес к нему. Ему льстило находиться в центре внимания. Он улыбнулся им и помахал рукой, но, как ни странно, никто не улыбнулся в ответ.
Вдруг кто-то прокричал какие-то слова (Джерек не уловил, их смысла), и все начали вставать, когда еще одна группа людей в длинных накидках и с фальшивыми волосами вошла в комнату и стала рассаживаться за столами прямо напротив Джерека. Именно тогда Джерек разинул от удивления рот, узнав человека, который, казалось, как и он сам, занимал почетное место в суде.
— Лорд Джеггед Канарии! — воскликнул Джерек. — Вы последовали за мной сквозь Время? Вы настоящий друг.
Один из мужчин в голубом, стоявший позади Джерека, наклонился вперед и похлопал его по плечу.
— Спокойней, парень. Ты должен говорить, когда к тебе обращаются.
Но Джерек был слишком взволнован, чтобы слышать его.
— Лорд Джеггед! Вы узнали меня?
Все снова начали усаживаться, и Лорд Джеггед, казалось, не услышал Джерека. Он взял какие-то бумаги, которые кто-то положил перед ним.
— Тише! — снова сказал мужчина позади Джерека.
Джерек повернулся к нему с улыбкой.
— Это мой друг, — объяснил он, показывая рукой.
— Тебе лучше надеяться, что это так, — мрачно ответил мужчина, — это лорд Главный Судья, вот кто. Он твой судья, парень, — лорд Джаггер. Не серди его, иначе у тебя не останется ни одного шанса.
— Лорд Джеггед, — поправил Джерек.
— Тишина! — закричал кто-то. — Тишина в суде!
Лорд Джеггед Канарии поднял голову. На его лице было странное суровое выражение, когда он посмотрел на Джерека, ничем не выдавая, что узнал его. Джерек, сначала озадаченный, догадался, что это какая-то новая игра Лорда Джеггеда, и решил включиться в нее на какое-то время, поэтому перестал отпускать реплики, свидетельствующие о неоспоримом факте, что человек напротив него, привлекающий всеобщее внимание, был его старым другом.