27 
– И чем же вы занимаетесь? – поинтересовалась она.
– Из сведений, полученных при расследовании другого дела, – он повторял свою ложь, – мы узнали, что в городе есть люди, павшие жертвами мошенников, которые подобрались к ним под личиной милосердия. То есть изображали представителей благотворительных организаций и таким образом успешно выманивали деньги, иногда очень значительные суммы.
Комиссар подождал, не проявит ли синьорина Лерини каких-нибудь признаков любопытства, но не дождался и продолжал.
– У нас есть основания считать, что один из этих мошенников втирался в доверие к обитателям casa di cura, где пребывал ваш отец.
Выражение ее глаз, когда она устремила на него взгляд, он не взялся бы истолковать.
– Не могли бы вы сказать, синьорина, имели когда-нибудь такие люди касательство к вашему отцу?
– Откуда мне это знать?
– Может быть, ваш отец обсуждал какие-то изменения в завещании или то или иное благотворительное пожертвование миссии, о которой раньше вы от него никогда не слышали.
На это она не отреагировала.
– Содержались ли в завещании вашего отца какие-нибудь благотворительные пожертвования, синьорина?
– Что вы имеете в виду, говоря о благотворительных пожертвованиях?
Глупый вопрос, но все же он объяснил:
– Например, больнице или сиротскому приюту. Она покачала головой.
– Я уверен, что он оставил деньги какой-нибудь достойной религиозной организации.
Она опять покачала головой, и только. Внезапно вмешался Вьянелло:
– Простите, что перебиваю вас, синьор: позволю себе предположить, что такой человек, как синьор Лерини, конечно же, не стал бы ждать смерти, чтобы поделиться плодами трудов своих со святой матерью церковью. – И Вьянелло поклонился дочери синьора Лерини.
Та благосклонно улыбнулась в ответ – щедрости ее отца отдали должное.
– Мне кажется, – продолжал сержант, поощренный ее улыбкой, – что о своих долгах перед церковью мы обязаны помнить всю жизнь, а не только в смертный час. – И, произнеся это, вернулся к своему почтительному молчанию: церковь защищена, а стало быть, его задача выполнена.
– Жизнь моего отца, – начала наконец всерьез высказываться синьорина Лерини, – блистательный пример христианской добродетели. Но вся его жизнь – не просто образец усердия. Любовная забота отца о духовном благоденствии любого, с кем он сближался, и лично и по работе, была эталоном, который трудно превзойти.
Продолжала она в том же духе еще несколько минут, и Брунетти отключился – счел за лучшее обратить свой взор на комнату. Тяжелая мебель, наследие предыдущей эпохи, ему знакома; создана, чтобы пережить века, – и к дьяволу идеи удобства и красоты. Под стать ей несколько картин, которые он заметил в результате беглого осмотра. Ничего не оставалось, как заняться изучением торчавших из-под ножек столов и стульев выпуклых лап о четырех когтях.
Он вернул свое внимание синьорине Лерини, когда та уже подходила к заключительной части своей проповеднической речи, – наверняка уже произносила ее много-много раз. Уж очень неоригинально, – осознает ли, что вещают ее уста… похоже, что нет.
– Надеюсь, теперь вы располагаете всеми необходимыми сведениями, – заключила она.
Ага, вот и финал!
– О, конечно, синьорина, такое множество добродетелей впечатляет, – признал Брунетти. Хозяйка воздержалась от дальнейших слов, лишь улыбнулась в ответ: отцу ее воздали по заслугам.
Поскольку он не слышал, чтобы она упоминала об этом, то спросил:
– А могли бы вы сказать, получил ли casa di cura что-либо от щедрот вашего отца?
Улыбка ее пропала:
– Что вы имеете в виду?
– Упомянул он дом престарелых в завещании?
– Нет.
– Возможно, дал им что-нибудь, пока находился там?
– Не знаю. – Очень тихий голос, каким она ответила, долженствовал свидетельствовать об отсутствии интереса к делам столь мирским. Однако глаза ее блеснули при упоминании о такой возможности, – ясно, что ей это не по нраву.
– В какой мере ваш отец контролировал свои финансы, пока был там?
– Не уверена, что понимаю ваш вопрос.
– Имел он связь с банком, мог ли выписывать чеки? Если больше не в состоянии был делать такие вещи, просил ли об этом вас или кого-то, кому передал управление своими делами, то есть право платить по счетам или делать подарки? – Яснее, кажется, вопрос уже не поставишь.
27 
