Когда он вошел к синьорине Элеттре, она подняла глаза, – не ожидала опять его увидеть.
– Да, комиссар?
– Мне надо попросить вашего друга еще об одном одолжении.
– Да? – И взяла записную книжку.
– «Опус Деи».
Она явно удивлена – всего лишь чуть расширились глаза, но он заметил.
– Что вы хотели бы узнать о них, синьор?
– Как они могут участвовать в том, что здесь происходит.
– Вы имеете в виду завещания и ту женщину в больнице?
– Да. – И, почти запоздав с этой мыслью, добавил: – И не могли бы вы попросить его посмотреть, нет ли тут связи с отцом Кавалетти?
Она записала и это.
– А священник, имени которого вы не знаете, комиссар? Священник графини Кривони, если его так можно назвать?
Брунетти кивнул:
– А вы знаете что-нибудь о них, синьорина?
– Нет, не больше, чем все. Они тайные, серьезные и опасные.
– Вам не кажется, что тут преувеличение?
– Нет.
– Не знаете ли вы, нет ли у них… – Брунетти подыскивал правильное слово, – филиала в этом городе?
– Не имею представления, синьор.
– Странно, не так ли? Ни у кого из нас нет точной информации, но это не мешает нам подозревать их и бояться.
Она промолчала, но он настаивал:
– Ведь странно, правда?
– Я придерживаюсь противоположной точки зрения, синьор.
– И какова же она?
– Считаю, – если бы мы знали о них, боялись бы еще больше.
Глава 16
В бумагах у себя на столе он нашел номер домашнего телефона доктора Фабио Мессини, набрал его и попросил доктора. Ответил женский голос: доктор слишком занят, чтобы подходить к телефону; кто говорит? Брунетти сказал только «Полиция», и она согласилась, с заметной неохотой, спросить доктора, не найдется ли у него свободной минутки.
Прошло немало минуток, прежде чем мужской голос произнес:
– Да?
– Доктор Мессини?
– Разумеется. А кто это?
– Комиссар Брунетти. – Сделал паузу, чтобы дошел чин. – Мы хотели бы задать вам некоторые вопросы, Dottore.
– О чем, комиссар?
– О ваших домах престарелых.
– А что там такое? – В голосе Мессини прозвучало больше нетерпения, чем любопытства.
– О некоторых людях, которые там работают.
– Я ничего не знаю о комплектации штата, – небрежно сказал Мессини.
Брунетти немедленно разобрало любопытство – как насчет филиппинских медсестер, которые работают в доме престарелых, где живет его мать.
– Предпочел бы не обсуждать этого по телефону.
Он знал, что некоторого налета таинственности часто достаточно и для поднятия ставок, и для возбуждения любопытства того, с кем говоришь.
– Ну, вы вряд ли ожидаете, что я приду в квестуру, или как?
Какой, однако, властный сарказм в его тоне.
– Если хотите, чтобы ваших пациентов потревожил рейд пограничников – они придут допросить ваших нянек-филиппинок, – не ходите… – Выждал чуть-чуть и добавил-таки: – Dottore.
– Не знаю, о чем вы говорите.
Так и слышится как раз обратное.
– На ваш выбор, Dottore. Я надеялся, что мы обсудим это как джентльмены и, возможно, уладим, пока оно не стало помехой. Но, кажется, это невозможно. Извините, что потревожил вас.
Голос свой сам назвал бы сердечно-прощальным.
– Минутку, комиссар. Может быть, я высказался поспешно и нам лучше встретиться.
– Если вы так сильно заняты, Dottore, – всячески готов вас понять, – как бы между прочим пообещал Брунетти.
– Ну, я занят, конечно, но нашел бы время, к примеру, сегодня после обеда. Позвольте – посмотрю свое расписание. – Звук сделался приглушенным: Мессини прикрыл трубку рукой и заговорил с кем-то у себя; после короткой паузы его голос раздался вновь: – Я выяснил – у меня отменена договоренность на обед. Могу ли я пригласить вас, комиссар?
Брунетти хранил молчание, ожидая названия ресторана, – это отражало бы размер взятки, которую готов уплатить Мессини.
– «Да Фьори»? – предложил Мессини.
Назвав лучший ресторан города, дал подтверждение своей значительности, важности, – для него всегда найдется свободный столик. Что еще интереснее, это навело Брунетти на мысль: будет разумно проверить паспорта и разрешения на работу иностранных санитарок, обслуживающих дома престарелых.
– Нет! – сказал он.
Так говорит слуга общества, у которого нет привычки продаваться за обед.