Провинция наступала на столицу, как пустыня на Аральское море. Гришин и Мишин еще держались, но уже переехали в Москву Горбачев, Лигачев, Рыжков, Слюньков, Зайков, Лужков (или Лужков коренной москвич?) — с чемоданами, семьями и помощниками; Ельцин еще парился в Свердловске, по уже готовился. Обустраивались. Им вскоре и карты в руки. Показательно: чемпионами страны по футболу — футбол для нас является важнее всех искусств — подряд становились провинциальные «Динамо» (Минск), «Зенит» (Ленинград) и «Днепр» (Днепропетровск); даже одесский «Черноморец» лелеял далеко идущие планы. Перли маргиналы. Заплутавший над Сахалином приблудный корейский «Боинг» ушел в сторону Японского моря. В Америке уже открыли СПИД. Там же свирепствовал Рональд Рейган, бывший актер Голливуда. В Лондоне отлили Железную Леди, а в Гуляй-граде шла подготовка к осенне-зимнему отопительному сезону. Зима надвигалась и надвинулась. Продолжались «гонки на катафалках» — так назвали в народе беспрерывные похороны лидеров государства. На Гайдамаку опять нашел стих:
- Подушечки,
- эполетики,
- генерального везут
- на лафетике!
Так и не развернувшись, ушел из жизни Ю. В. Андропов, какая-то бабуся заплакала на Красной площади и, перепутав Андропова с Косыгиным, выдала внучку два рубля: «Передай на похороны Копсыгину, хороший был человек», внучек два рубля пропил. Кнут от птицы-тройки принял Черненко. Лучший анекдот года: «Армянское радио спрашивают: „Почему Брежнев, хоть и больной, часто ездил по стране, а Андропов из Кремля ни йогой?“ Ответ: „Потому что Брежнев был на батарейках, а Андропов — от розетки“. — „А Черненко почему в Кремле сидит?“ — „Потому что Черненко — от насоса“. Черненко был бывший батрак но прозвищу „Кучер“, ему и вожжи в руки, но бездорожье и дураки как были, так и остались, два километра того искореженного „Королевским Тигром“ подъездного аппендицита ушли под грязь, потом под снег, потом под лед, Гайдамака сидел в своем кабинете под Переходящим Красным Знаменем (красным знаменам в советские времена приделали ноги, они переходили из кабинета в кабинет), штудировал „Архипелаг ГУЛАГ“ под обложкой железных канцлеров и повторял, как Богу молился, если кто заходил и чего-то просил:
— А что я могу? А ничего я не могу. Того нет, этого нет, пятого-десятого нет. Виновата система. Даже генсеки не выживают. Брежнев с Андроповым померли, новый кучер — тоже не жилец. И мне что-то нездоровится.
Длинный у него был язык, опасный но тем временам. КГБ не дремал, зачем так о генсеках? Беда, как говаривал Гоголь. Дураки плохие дороги стелят, дураки по плохим дорогам ездят и языками дурости мелят. И пан Щербицкий, к сожалению, не исключение, а плоть от плоти. Куда несешься по бездорожью, тройка-Русь, в оранжевых фуфайках?
Нет ответа.
ГЛАВА ТАБУЛА РАСА
Еще в конце прошлого века африканские каннибалы оставляли в живых каждого 13-го врага, попавшего в плен.
Из записок путешественников
НЕСКОЛЬКО АВТОРСКИХ СЛОВ ПО КАКОМУ-ТО ПОВОДУ
Толстой сошел с ума! Если б вы только слышали, что он говорил мне о литературе!
И. Тургенев
На чьи же средства был куплен «Суперсекстиум-666» в каком-то из временных гамбургских закутков перекрученной реальности? На мятые ли рубли Семэна з Мыколой? Или на литературные гонорары Александра Куприна? На цирковые сборы братьев Дуровых? На спортивные премии Николая Уточкина? На пожертвования Федора Шаляпина? На капиталы Саввы Морозова? А может быть, на американские доллары самого Буревестника? Неизвестно. Российская интеллигенция любила делать подобного рода подарки родимой публике, Лев Толстой отрывал от семьи и охотно жертвовал свои трудовые сбережения па любовь к ближнему, а этот ближний, ничтоже сумняшеся, тут же тратил толстовские деньги на любовь в веселом заведении. «Не важно, кто оплатил; важно — как использовали», — справедливо решил Нуразбеков и вернулся к таинственному сказочному разговору у открытого окна: «Езжай туда — не знаю куда, привези мне то — не знаю что».
Что именно? Подпольную типографию «Секстиум» — суперкомпьютер, который завивает реальности в жгуты и петли? Зачем купчихе Кустодиевой такая напасть? Гишпанские корсеты? Взгляни на торс мадам Кустодиевой — там талия никогда не ночевала. Трехведерный флакон «Шанели»? Мелко плаваешь, подумал Нуразбеков.