66 
— Это тоже Пушкин писал? — удивился Гамилькар. Он хорошо знал пушкинского «Арапа», но этот отрывок не был ему знаком.
— Это неизвестный Пушкин. Это зашифрованные заметки к «Арапу Петра Великого», — сказал Нуразбеков. — Их расшифровал ваш знакомый Шкфорцопф и предположил, что вы являетесь потомком Ганнибала, как и Александр Пушкин, — значит, Пушкину парижский сын Ганнибала является дядей по дедушке. Значит, с Пушкиным вы прямые родственники.
— Я это всегда подозревал. Но где же остальные страницы?
— Где, где… — обрадовался капитан Нуразбеков. — В штабе у генерала Акимушкина. А вы как думали? Николай Николаевич взяли почитать, обращайтесь к нему.
— Но кто же такой Шкфорцопф? — спросил Гамилькар. — У меня нет знакомого с такой фамилией.
— Ну нет так нет. Шкфорцопф объяснил на допросе, что знаком с вами. Он немецкий — нет, германский! — орнитолог. Занимался, представьте себе, какими-то легендарными птицами — птица-pyx, гамаюн, купидон. Или германский шпион, выдававший себя за орнитолога. Мы его арестовали в Одессе на второй день войны, когда стало можно бить русских немцев. Ух, как я его бил! Но поговорим о другом. Значит, Петру Николаичу Врангелю нужна звероферма в Офире? Очень понятно. А господину африканцу нужен Бахчисарайский фонтан для дворца нгусе-негуса? За чём же дело стало? Следуйте за мной. Прошу!
Нуразбеков вывел арестованного во двор Бахчисарайской контрразведки, где не в пример офирскому двору негуса в тени под старой яблоней над еще неприбранным утренним трупом расстрелянного токаря вились не цеце, а безобидные навозные мухи; и вместо Бахчисарайского фонтана предъявил африканцу прямо у забора ржавеющую водонапорную колонку. Гамилькар удивился, он ожидал чего-то другого — элегантного, чистого, мраморного, а тут какой-то громадный ребристый пивной Кюхельбекер.
— Это и есть пушкинский Фонтан слез? — спросил он.
— Именно, именно: слез! «Младые девы в той стране преданье старины узнали, и мрачный памятник оне Фонтаном слез именовали», — продекламировал контрразведчик. — Еще не верите? Вот, взгляните на макушку: крест и луна. «В углу дворца уединенный. Над ним крестом осенена магометанская луна (Символ, конечно, дерзновенный, Незнанья жалкая вина)», — опять процитировал Нуразбеков и предложил: — Да вы качните, попробуйте! Небось во дворце вашего негуса такого чуда света не видели.
Гамилькар качнул ручку этого железного Кюхельбекера и не успел отпрыгнуть — толстая стремительная струя воды потоком полилась ему на клеши и на английские армейские ботинки. Гамилькар был вполне удовлетворен: фонтан как фонтан, только струей вниз. Более того, Бахчисарайский фонтан ему понравился тем, что с виду он был переносным и перевозным, в Офире таких не водилось. Хороший фонтан.
— Нельзя ли его купить? — спросил Гамилькар.
— Можно, — ответил Нуразбеков. Не нагибаясь, он почесал левой рукой правое колено, а правую руку протянул к Гамилькару. — Ваш перстенек… Позвольте полюбопытствовать…
Гамилькар сиял с указательного пальца золотой перстень с мутным лунным камнем.
— Дорогой, наверно? — спросил Нуразбеков.
— Золотой. Стоит денег.
— Презренный металл. Я про камешек.
— Лунный камень.
— С Луны, что ли?
— Нет. Обыкновенный реголит. Из Лунного ущелья в Эфиопии.
— Что же вправили, если обыкновенный?
— Это мой талисман. Достался от отца. От деда. От прадеда.
— И все они были Гамилькары. Кстати, у орнитолога Шкфорцопфа точно такой же камешек в перстне.
— Наверно, побывал в Лунном ущелье.
— А надпись что означает? На каком это языке? На арабском?
— Нет. На иврите.
— Это что за язык такой?
— Древнееврейский. Это еврейская именная печать с раввинской надписью. Она в точности повторяет надпись на талисмане Пушкина. Перевод такой: «СИМХА, СЫН ПОЧТЕННОГО РАББИ ЙОСЕФА УМУДРЕННОГО, ДА БУДЕТ ПАМЯТЬ ЕГО БЛАГОСЛОВЕННА».
— Почему же Пушкин носил перстень с еврейской надписью? — удивился капитан Нуразбеков. — Уж не евреем ли был господин Пушкинзон?
— В каком-то смысле — да.
— В каком же таком смысле?
— Его прадед был эфиопским фалаша, то есть исповедовал иудаизм.
— Вот так компот!
— А Пушкин просто не знал, что там написано, и считал надпись тайной, каббалистической.
— Да уж не еврей ли вы? — удивился Нуразбеков.
66 
