«Не снаружи и не внутри по отдельности… Везде… В каждой точке пересечения Пространства и Времени…» – поясняет Мантия.
В каждой точке? Но это значит…
«Просто – воспоминание…»
Воспоминание? Я не могу помнить то, чего со мной не происходило!
«Можешь… Память – самое причудливое из свойств Мироздания, особенно если принадлежит всему миру, а не одной из его брызг…»
Брызг? Так ты именуешь Созданий?
«Именно так… Брызги, осколки, искры, вздохи… Как будет угодно… И каждое из этих имен истинно…»
Мне нет дела до твоих философских измышлений! Я жду ответа.
«Да-а-а-а?… Но разве ты задал вопрос?…» – ехидное удивление.
Задал. И ты снова убежала от необходимости отвечать. Самым наглым образом. Хорошо, спрошу о другом. Он… умер?
«Умер… На следующее утро после того, как Мин обрела вечную жизнь… И… все произошло предписанным образом…»
Но почему?
«Почему – что?…» – легкая досада в голосе.
Почему он так быстро согласился?
«Видишь ли…. Иногда смерть становится самым желанным Выходом из Лабиринта… Ему повезло: он хотел умереть, и его воля была исполнена…»
Повезло?! Принять смерть от руки… Тьфу, от клинка, ради которого все и затевалось? Да, везение просто невероятное!
«Между тем, мой милый, ему действительно повезло, поскольку изначальный приговор был совсем иным…»
Приговор? За какие же преступления?
«Это не важно…» – отмахивается Мантия, но я уверен в обратном. Важно. И важно именно для меня, а не для кого бы то ни было. Только не расскажет, поганка. А строить догадки не хочу. Потому что от обрывочных сведений и призраков логических построений веет холодом. Тем холодом, от которого стынут не пальцы, а маленький комочек где-то в груди, называемый душой. Стынет и плачет, жалобно скребя лапками по ребрам.
Скажи мне, драгоценная… В словах эльфа была правда?
«Каких словах?…» – деловитое уточнение.
О неразделенной любви и всяком таком. Была?
«Ты сам мог бы понять… Что ж, если приятнее получать удары извне, скажу: мальчик обрисовал только внешнюю канву событий… Красивую историю, ставшую легендой… А на деле все было гораздо проще… И гораздо печальнее…»
Расскажи!
«Ну что с тобой поделать?…» – усталый вздох. – «Они должны были выполнить приказ – и выполнили… Отдав свои жизни, а ведь большего никто не в состоянии отдать… Девочка была не Единственной, но именно ей довелось стать Последней… Последней каплей надежды, покинувшей Его сердце… Он умирал вместе с ними – с каждым из них… Умирал и вынужден был снова открывать глаза… Но все-таки Его сил хватило на то, чтобы не дать улететь Ее душе… А может, Она сама страстно желала остаться, и Его участия в случившемся чуде не так уж много… Неважно…»
А что насчет любви?
«Любовь…» – горький смешок. – «Её не было…»
Совсем?
Почему-то мне становится обидно.
«В том смысле, который близок и понятен большинству из живущих?… Нет…»
Но тогда…
«Любовь бывает разной, мой милый… Девочка не была влюблена… Ни минуты из тех, что провела рядом с Ним… Сначала Она исполняла Долг, не испытывая чувств и не терзаясь сомнениями… Она презирала Его… Возможно, ненавидела…»
За что?
«За то, что Он всегда прятался за чужими спинами… Но любое Ее чувство вряд ли было сильнее, чем Его ненависть к самому себе… Понимаешь, о чем я говорю?…»
Кажется, да. Он не имел права НЕ ДОЙТИ туда, где решалась судьба мира. Даже если дорогу мостили трупы друзей.
«Умница… Видишь, как все просто?… Так вот, девочка презирала Его за трусость и нерешительность… Презирала за то, чего вовсе и не было… Можешь себе представить, как это страшно: быть обвиненным и осужденным без надежды на оправдание?…»
Могу. Это не просто страшно, это… убийственно.
«Вот-вот… И только в последние минуты жизни Она поняла, насколько была несправедлива… Нет: насколько была СЛЕПА… И захотела вымолить прощение за свою ошибку, но сил хватило лишь на один взгляд… Взгляд, которым девочка и убила Его…»
Убила?
«Да… Он уже был мертв – задолго до того, как новорожденное лезвие вспороло грудь… Он умер, увидев в серых глазах жалость…»
Жалость.
Я понимаю, ПОЧЕМУ. Легче бороться с ненавистью, насмешками, злорадством, унижением… Но когда тебя начинают ЖАЛЕТЬ… Хочется удавиться. Жалость – самая смертоносная вещь для того, кто хорошо знаком с чувством вины, потому что первая действует на второе подобно маслу, вылитому в очаг: пламя взвивается злыми птицами, обугливая все, что встретится на пути. А первым под смертоносные поцелуи огня обычно попадает сердце.