Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
142 
– Спросите самого себя, dou, – в ответ на язвительный выпад следует вполне справедливое предложение. – Мнение одного может быть важнее мнений тысяч. Если оно созвучно Вашим мыслям.
– А если у меня нет никаких мыслей?
– Так не бывает.
– О, сколько угодно!
– Может быть, Вы просто не успеваете уделить внимание каждой из них?
Тесное общение с Магрит пошло волчице на пользу, а мое существование осложнило, и весьма. Спросите, чем? Ну, как же! Теперь я имею удовольствие внимать мудрости не одного наставника, а, по меньшей мере, двоих. Удовольствие, правда, сомнительное. Впрочем, полезные вещи всегда утомительны, и более всего ценятся учителя, которые умеют донести смысл урока, не заставляя скучать.
«А мои советы ты не принимаешь в расчет?…»
Ах, простите! Наставников у меня целых трое. И конечно, ты – первая среди них!
«По степени умудренности?…» – невинно потупленный взгляд.
По степени близости! И вообще, не мешай: я разговариваю.
«Но послушать-то можно?…»
С каких это пор ты стала спрашивать разрешение?
«С тех самых, как тебе стала доступна возможность разрешать, конечно!…»
Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее!
«Нет, мой милый, тебя ждет другая собеседница…» – Мантия снова прячется вне пределов досягаемости, и больше всего ее побег похож на щелчок по носу. По моему носу. Что ж, если выбирать не из чего, это может значить, что выбор и не нужен. В данный момент.
– Ты что-то сказала? Прости, я отвлекся.
– Любопытно, на что?
– Как раз пытался уделить внимание одной мысли… Так о чем мы говорили? О том, что я изменился? И в какую сторону?
Лэни помолчала, подбирая слова.
– Вы стали легче.
– Да? А мне казалось, что напротив, поправился!
– И обзавелись привычкой язвить по поводу и без, – короткий комментарий, в котором нет и следа осуждения. – Я не имела в виду тело.
– Вот как? Разве душа имеет вес?
– Имеет. Но не каждому дано его ощутить. Эта легкость… Она тревожит.
– Тревожит тебя или кого-то еще?
– Неважно. Тревожиться должны прежде всего Вы.
– Почему это?
– Легкость души свойственна тому, кто прекратил Поиск.
– Что же в этом страшного? Если поиски завершены, значит, нашел то, что искал.
– Иногда перестаешь искать, потому что больше не видишь Цель, – очень тихо произнесла Лэни, и шепот холодным сквозняком скользнул по моей шее.
Что-то в словах Смотрительницы показалось мне близким. Не знакомым или понятным, нет. Близким. Но от этой близости веяло морозным дыханием ужаса. Я замер, не зная, как продолжать беседу, и Лэни, словно почувствовав мое внутреннее оцепенение, встала из кресла:
– Пожалуй, я пойду.
– Да, конечно… Тебе помочь?
– Помочь? – недоумевающий взгляд.
– С посудой.
– Нет, я справлюсь! – полные губы улыбнулись с прежней силой. Силой той Лэни, которая всегда была моим врагом. А врага я не мог отпустить без последнего укола:
– Что на самом деле заставило тебя прийти и завести весь этот разговор?
– Что? – лиловые глаза сузились. – Скупость, конечно же!
– Скупость? – я растерянно моргнул.
– Не хочу терять полезную вещь. Еще летом мне показалось, что Вы вот-вот исчезнете. Растворитесь в воздухе вместе с утренним туманом… Было бы жаль так просто Вас отпустить.
– Почему? Избавление от противника должно было доставить тебе радость.
– Какой Вы, в сущности…
– Глупый?
– Этого я не говорила.
– А что ты хотела сказать?
– Только одно: хороших врагов берегут не меньше, чем хороших друзей.
– Первый раз слышу!
– Тогда постарайтесь запомнить: лишь побеждая противника можно совершенствовать себя.
– Но для этого подойдет не всякий противник?
– Верно. И не всякий противник может и должен быть побежден, – загадочно усмехнулась Смотрительница. – Подумайте об этом. Когда будет время.
Подумаю, дорогуша. Непременно. Если найду силы на раздумья. Может быть, сейчас?
Уже стоя одной ногой в коридоре, Лэни обернулась и сказала:
– И все же, я Вам завидую!
– В чем?
– Вы увидите Пробуждение!
– М-да… – увижу, конечно. Вот только чему тут завидовать? Но глаза Смотрительницы странно мечтательны и печальны, а это нехорошо. Неправильно. – Хочешь, я потом тебе расскажу, как все происходило?
– А можно?
– Мне никто не запрещал.
142 
