– Да. Но может быть, сначала обменяемся именами?
Серые глаза недоуменно вздрогнули. Я опять сказал что-то нелепое? Боженка подери всю эту таинственность!
– Меня зовут Хан…
– Да тут никто вас по имени никогда звать не будет, – простодушно оборвала меня женщина. – Вы ж Смотритель, вам имя ни к чему.
Ну и новость! Все золотозвенники вот так, сплеча рубят чужие судьбы? Вот уж действительно новая жизнь… Даже без имени: его будет знать только бумага, четыре раза в год отправляемая в столицу.
Ладно, будем считать, что Бож все еще ведет меня по пути от рождения к смерти и что ему виднее.
– Но у тебя-то имя есть?
– Ньяна.
– А дальше? Род? Место рождения?
– От моего рода не осталось следа. Как и от селения, где я родилась.
Она сказала все это без какого-либо выражения, совсем равнодушно, а я все равно почувствовал себя грубияном, от слов которого краснеют даже уши у любой благовоспитанной женщины. Однако прежде чем мне удалось сглупить еще раз, и уже гораздо серьезнее, моя собеседница добавила:
– Но я надеюсь, что в скором времени смогу обрести и то и другое.
Уточнять она, разумеется, не стала, оставив меня теряться в очередных догадках. Минуты эдак на две, пока я не сообразил, что речь идет о намечающемся замужестве.
– Есть жених на примете?
– Есть. Уж пару годков как.
– Что же до сих пор свадьбы не сыграли?
Серые глаза Ньяны стали похожими на грозовые тучи:
– А то вы не знаете!
Я подумал. Потом подумал еще раз и еще. А потом честно ответил:
– Не знаю.
Она собиралась произнести еще одну укоризненную отповедь, но осеклась, что-то увидев в моих глазах, и пробормотала, глядя уже сквозь меня:
– А ведь молодой он еще. Очень молодой…
– О чем ты подумала?
Женщина вздрогнула, словно очнувшись от забытья:
– Да ни о чем, йерте. Вовсе ни о чем.
– Тогда, может быть, все же расскажешь, какова из себя служба, моя и твоя?
– Так я уже сказала. Помогать вам буду. Пока срок не придет.
– Что за срок?
– Отставки моей.
А вот эти слова были сказаны одновременно и нехотя, будто представляли собой большой секрет, и слегка угрожающе, мол, недолго тебе мною командовать. В любом случае дергать за натянувшуюся струной ниточку я не стал. Чтобы не выдернуть лишнего из полотна окружающего меня мира.
– Помогать, значит… Во всем? – Ньяна округлила глаза, но промолчала, и я начал перечислять: – Еду готовить? В доме прибираться? Бумаги писать?
– С едой и домом вам Натти поможет. Когда из прогулок своих будет возвращаться. А с бумагами я и не умею, тут уж вы сами.
– А для чего же тогда ты ко мне приставлена?
Она склонила голову чуть набок, в то же время приподнимая подбородок, словно прислушивалась к неведомой мне музыке. А в следующее мгновение я кадыком почувствовал сгиб ее локтя.
Воздух был и оставался неподвижным, лениво колыхаясь от моего дыхания, а Ньяна, только что глядящая мне прямо в глаза, уже стояла у меня за спиной. И рука, прежде казавшаяся мягкой и рыхлой, вдруг превратилась в жесткий хомут, сжавший мою шею тщательно наработанным захватом.
Так не бывает… Не бывает! И все-таки оно есть. Оно случилось, и не где-то вокруг да около, а прямо здесь. Сейчас. Со мной. Но как, Боженка меня задери?!
– Теперь поняли? – ласково спросила Ньяна, губами почти касаясь моего уха.
Еще бы не понять! Вот только ни головой кивнуть, ни рта раскрыть. Можно было бы попробовать пустить в ход и свои локти, но… После произошедшего вступать в сражение с пышнотелой женщиной уже не хотелось. Я и в бытность сопроводителем не мог двигаться неуловимо для глаза. Да и никто не мог из тех, что служили вместе со мной. Так откуда же в светлокосой селянке такая сила?
Хватка ослабла, но чуть ли не раньше Ньяна вернулась на прежнее место, и опять воздух не шелохнулся.
– Значит, ты…
– Ваша защитница.
Хотелось бы знать от кого. Но еще больше хотелось бы знать…
– Как ты это делаешь?
Она снова нахмурилась, но сердясь не на мой вопрос, а на себя.
– Меня научили. Но я не помню как. Заснула, потом проснулась. И уже умела все, что было нужно.
– Нужно кому?
Черты Ньяны исказились от какого-то малоприятного воспоминания, и я услышал в ответ не то, на что рассчитывал, а то, что легко мог угадать и сам:
– Он был Звеном. Серебряным.
Все, дальше копать в том же направлении не стоит. Конечно, по всем ощущениям я как раз стою на краю ямы, и одного шага хватит, чтобы провалиться в чужую историю, но… Зачем? Эта женщина всего лишь мой телохранитель, тем более временный, как она сама сказала. А если останется после окончания службы жить в Блаженном Доле, не нужно настраивать ее против меня больше, чем уже есть.