Правда, одна малость меня все-таки пугает. Как быть, если защитник ненавидит того, кого защищает?
Я не слишком любил своих Ведущих, если вспомнить. Однако никогда не испытывал к ним сильных чувств, противоположных любви. Скорее, старался не вдумываться и не замечать больше положенного. Помню, это получалось само собой, без какого-либо труда. Хотя кое у кого из моих соучеников и трудности и труд были. В полной мере. Значит, то, что казалось естественным мне, для других могло выглядеть непонятным или даже… пугающим? Точно. Если залезть в память поглубже, можно найти не один и не десять примеров сражений духа и тела, мимо которых я прошел, не задерживая взгляд. И не всегда те бои заканчивались так, как нужно было наставникам.
И все же… Никто из учеников Сопроводительного крыла не допускался до несения службы, пока не справлялся с собой. А признавшие поражение и вовсе исчезали без вести. Женщина же, стоящая передо мной, уложит на лопатки любого сопроводителя не моргнув глазом, и тем не менее в ее душе мира нет. Как не было мира в моей душе, когда подошел срок оконча…
Кажется, начинаю понимать. Наконец-то.
Ей тоже очень скоро предстоит проститься с подаренным могуществом, должностью и одна Боженка ведает с чем еще. А я, появившись, по всей видимости, нежданно, стал препятствием. Вот только на пути куда?
– Ты служила прежнему Смотрителю?
Ньяна кивнула и невольно улыбнулась. Значит, хотя бы в этой части ее жизни горестей и бед не случалось.
– Долго?
– Почти семь лет.
Большой срок. А главное, способный принести пользу. Мне.
– Каким он был?
– Эрте Ловиг?
Если верить бумагам, прежнего Смотрителя звали именно так.
– Да.
– Тихим. Говорил всегда так… будто ласково, а на самом деле ослушаться его было ну никак не можно. И знал все на свете, о чем ни спросишь. При нем ни ссор, ни споров не случалось, ни вражды какой. Тихий он был человек. И при нем тихо все было.
И наверняка его прислали в Блаженный Дол уже обученным и готовым к исполнению порученной службы. По крайней мере, умеющим приказывать.
– А где он сейчас?
Ньяна хлопнула белыми ресницами:
– Так где же ему быть? На кладбище. Помер он, аккурат перед осенью.
– Что же с ним случилось?
– То же, что и со всеми стариками бывает. Устал жить да помер.
– И сколько ему было лет?
Женщина пожала плечами:
– Да кто же, кроме него, точно знает? Но к восьмому десятку дело шло.
Покой, говорите? Мирный и тихий? Что ж, золотозвенник не врал. Если здесь можно дожить до старческих седин на такой должности, как Смотритель, Дол и вправду Блаженный.
– Да вы поешьте лучше, чем разговоры говорить, – сурово полупредложила-полуприказала Ньяна, заметив, что мой рот приоткрывается для следующего вопроса. – Наговориться еще успеете. Много тут у нас разговорщиков по вашу душу истомилось.
* * *
Пироги оказались отменные, даже с поправкой на урчащий желудок. Пока я ел, защитница, как она себя называла, смахнула пыль с кухонной мебели, убрала остатки снеди в подпол, выгребла из печи золу и проделала все это споро и ловко, но вовсе не по-воински. Не видел я в ней, как ни вглядывался, ту опасную противницу, с которой познакомился чуть раньше. Женщина и женщина. Похожая на трактирных подавальщиц и лавочных служанок. Мягкая и сдобная, как булочка. И все же если, как говорят в народе, внешность – коварная обманщица, то сейчас я столкнулся с самой большой ложью, какая только существует на свете. А что самое мерзкое, похоже, Ньяна считает, будто мне все и так известно обо всех ее талантах.
– Ты мастерица готовить.
Похвала не достигла цели: женщина даже не улыбнулась.
– Да какое тут мастерство… Вот вы, если в доме эрте Нери отобедаете, попомните мои слова: пальцы не только оближете, а еще и сгрызете!
– Там хороший кухарь?
– Не кухарь. Кухарка. Да и сама йерте норовит иной раз к плите встать… Правда, вот тогда лучше за тот стол не садиться.
– Ну меня пока никто к столу и не звал, кроме тебя.
Ньяна задумчиво сдвинула брови:
– А я разве не сказала? Запамятовала, должно быть, как вас увидела. К столу не к столу, а в дом другой сходить надо.
– Зачем?
– Как это? Хоть Довин всему Долу уже о вас разболтал, честь по чести представиться следует. Перед главами всех семей показаться.
Ага, смотрины. Ясно. Жаль, нечем поразить воображение сельских жителей. Знал бы заранее, позаимствовал бы что-нибудь парадное в доме с утесом на гербе. Хотя, может, еще не поздно?