— Разве ты не слышал меня, мальчик? Ты должен немедленно принести клятву верности или немедленно покинуть долину.
— Что?! — взревел он и расправил плечи еще на добрых полметра. — Как ты, смертный, разговариваешь с властителем рода Со…
— Это наверху ты властитель! — перебил я его, — А здесь — обычный попрошайка, забредший в чужой поселок…
Я говорил это не столько парню, сколько Маю и его братишкам, будущим мужчинам, которые должны знать, что в их доме никто не имеет права повышать голос — ни властитель, ни гость, ни сам господь Бог.
— Ах, ты… — властитель схватился за ольхон.
На фоне бесчисленных радуг блеснул широкий изогнутый клинок. Пришелец ни секунды не колебался, готовясь отнять чужую жизнь. Он был абсолютно уверен, что каждый встречный-поперечный обязан опуститься перед ним на колени или умереть. Точно так же, как комар уверен в своем праве сосать чужую кровь. И переубеждать властителя имело не больше смысла, нежели перевоспитывать комара на вегетарианскую диету.
— Видит бог, я этого не хотел, — вздохнул я и тоже обнажил оружие.
Все женщины немедленно завизжали. Парень рванул вперед и принялся быстро и азартно рубить меня с высоты своего изрядного роста. Неуклюже отбиваясь, я в считанные секунды получил четыре или пять резанных ран — фехтованием надо было в детстве заниматься, а не шахматами — но уловил мимолетную паузу в его напоре, изловчился и врезал ногой в пах. Рубка мгновенно прекратилась. Властитель скорчился от болевого шока. Не дожидаясь, пока этот здоровенный бугай возьмет себя в руки, я коротко резанул лезвием по горлу.
«Пять — один. Если считать по очкам, то он победил» — с улыбкой облегчения подумал я. На камень потоком хлынула парная кровь. Парень медленно осел на колени, ткнувшись лбом в парную лужу собственной крови, завалился на бок. Ноги его мелко затряслись. И при этом он еще продолжал хрипеть…
Радость победы улетучилась мгновенно, как и не было. Молодой, лет шестнадцати, мальчишка умирал в луже собственной крови.
Зачем? Чего ради?
«У меня не было другого выхода…» — напомнил я себе, и с ледяным холодом в душе понял, что уже слышал эту фразу. Малх сказал то же самое, перерезав Чапе глотку. Я убил вожака охотников в немалой степени и за это… А сам? И кто же я теперь? Сейчас Малх, наверное, сидит у небесного костра и хохочет, глядя на меня сверху вниз.
Почему же так происходит? Неужели нельзя жить на этой планете, не убивая себе подобных? Я ведь хотел сделать как лучше! Неужели нет другого способа творить добро?!
* * *
— Это мир такой… — вздохнул Капелевич, развалясь на диване и глядя на свои ногти. — Единственный аргумент — меч. Это в наше время ты можешь написать жалобу, позвонить в милицию, подать в суд. А тот мир — это первобытный строй. Или убей оппонента, или признай его правоту.
— А тебя убивали, Гриша? — заметался я по гаражу. — Подумай, одно движение клинка, и твои планы, твоя любовь, твои надежды и мечты испаряются в луже крови. Попробуй представить: тебя растила два десятка лет твоя мать, вкладывала в тебя всю свою душу. Ты строил свою жизнь, учился, вкалывал, добивался. Ты полюбил женщину, ты надеялся вырастить детей. И все это исчезнет после одного точного удара…
— Пройдет еще не одна сотня лет, прежде чем люди твоего мира научатся это понимать. Вспомни: за мародерство в наше время могут расстрелять. За изнасилование спокойно влепят лет десять. За воровство — года три. А всего пару столетий назад это было правом победителя. Понимаешь, не преступлением, а правом! Твой мир повзрослеет, и убивать будут только клинические психи. Да и то самые тяжелые.
— Гриша, но у меня же уже давно все руки в крови. А ведь я из нашего мира…
— Ты не мог играть в чужом доме по своим правилам.
— Если случайно попал в психушку, то можно убивать? Так? Но кем ты тогда был до этого?!
— Да остановись ты, Jesus Christ! — взревел Капелевич, — Дай я тебе расскажу одну историю. Чтобы психовал меньше. Был у меня приятель. Очень он хотел помочь человечеству. Ты знаешь, что при пересадках внутренних органов возникает проблема отторжения? Так вот, он принес из своего мира вирус, который подавляет иммунитет и, соответственно, реакцию отторжения. Ты знаешь, к чему это привело? Весь мир знает. Так что добрые дела далеко не всегда хороши для людей. И наоборот. У тебя есть удивительный талант чувствовать людей за своей спиной. И делать для них все. Ты смог добиться того, что у нас на работе люди впервые перестали бояться начальства. А главбух теперь вообще тише мышки серенькой. И в поселке охотников люди впервые вылезли из подвалов. И смогли это сделать только за твоей спиной. Ты напрасно сравниваешь себя с Малхом, он хотел вытащить из дерьма только себя, а ты тащишь других. Но путь наверх всегда один — разница только в цели. Ты принимаешь на себя удары, предназначенные всем, ты мучаешься, делая грязное дело, но ты избавляешь от этого всех остальных. Рядом с тобой чувствуешь себя хорошо и спокойно, и я рад, что мне удалось… Ты чего?