Старый Лютобор учил, что жертву Триглаве надлежит приносить семенем… Закончив обряд, князь вернулся к коню, поскакал в поселок. У суетящихся во дворе девок потребовал крынку молока и полбуханки белого хлеба, с угощением поехал к реке. Здесь, у текущих вод, он поделился трапезой с Дидилией: принес жертву русской богине, хранительнице семьи и беременности, попросив ее помощи и покровительства. Древние боги не ревнивы и не отказывают в помощи, коли человек обращается сразу к нескольким из них. Пусть даже одна из высших сил пришла из чужих краев и называет себя единственной. Чем больше защитников у смертного — тем лучше.
Еще укорил себя Андрей, что не очистил дом от столь частой в деревнях нежити: от кикимор, рохлей, баечников, от возможных злых чар. Ведь учил его этому волхв с Козютина мха, учил чародей. Да как-то не нашел князь минуты для такого дела, все на потом откладывал. Такова уж натура человеческая! Сколько ни изобретали древние колдуны надежных защитных заклятий и амулетов, сколько ни придумают будущие ученые кудесники разных вакцин и лекарств — ан большинство людей неизменно оставались и будут оставаться в стороне от подобных благ лишь потому, что недосуг им сделать прививку или повесить на шею созданную умелым знахарем ладанку. Иногда не просто бедой и болезнью платят — жизни по лености своей лишаются. И хотя знают, чем рискуют, а все равно — защититься не торопятся. Некогда им, все некогда да некогда…
— Завтра же зачитку сотворю, — пообещал себе Андрей, поднимаясь в седло. — И на рябину, и на можжевельник. И амулеты при окнах и дверях заложу.
В Запорожской деревне оказалось шумновато. Весть о том, что в семье господина вот-вот появится пополнение, разбежалась к вечеру во все края княжества, и от каждой деревни явилось по одному, по два, а то и по десятку любопытствующих: чем все кончится, благополучно ли, с кем хозяина поздравлять? Фрол, собрав пяток парней, гостей от княжеского двора отгонял, дабы не смущали шумом роженицу и не путались у девок и повитух под ногами.
— Ну что тут? — спешившись, бросил поводья дядьке Зверев.
— Нечто они скажут? — пожал плечами Пахом. — Бегают, суетятся. Полотна чистого, нового истребовали, беленого. Мох болотный, что у нас в припасах был, весь, почитай, извели.
— Как извели? — нервно дернулся Андрей. — Там что, кровотечение?
— Нет, княже, забрали токмо, — положил ему руку на плечо Пахом. Видимо, побоялся, что воспитанник кинется в дом. — Не тревожься. Оно же вернее, коли мхом все выстилать. Болотницы с лихоманкой не дружат. Коли мох на ране, то ни трясучки, ни Антонова огня[1] бояться не надобно. Дитятко слабый ведь совсем появляется. Так спокойнее. Ты молебен-то заказал, княже?
— Зарок попу дал: коли благополучно все выйдет, колокол стопудовый для церкви закажу. Молится.
— Не попу, — укоризненно поправил холоп, — батюшке.
— Ты его видел, дядька? — хмыкнул Зверев. — Молоко на усах не обсохло. Какой же он батюшка?
— Не в нем сила, княже, сила в слове Божием, в благодати, что через него на нас исходит. Да и старше он тебя, мыслю, лет на десять.
— И сколько сечь он прошел, Пахом? Сколько ляхов на рогатину взял, сколько крестоносцев зарубил? Мне, может, и девятнадцать всего, да годы мои один за десять идут. Потому как цену ошибкам своим знаю.
— А он слово Божие усердно зубрил, княже, пока ты бердышом по степям размахивал. Да еще он при соборе Воскресенском на Валааме пять лет служил. Посему его молитва десяти твоим равна. И коли Бог тебе сына пошлет, Макковея, в том немалая его доля будет.
— Погоди. — От услышанного имени Зверева аж передернуло. — Какой Макковей? Почему? Я про имя пока ничего не говорил.
— Так ведь день сегодня какой? Серпеня пятый над десятком. Святого Макковея день. Стало быть, и имя мальчика по святому его покровителю наречется. Удачный ныне день, княже, от дурного глаза спокойный. Три дня тому Силуян отмечался. А в Силуяна, известное дело, ведьмы все от жажды маяться начинают и молоко пьют. Иные до смерти опиваются, а иные, опившись, на многие дни обмирают. Посему люду крещеному ныне вольготно, и дитям сглаза бояться ни к чему…
— Какой Макковей? — продолжал думать о своем Зверев. — Нечто иного имени в святках нет?
— Знамо, имеются, — кивнул Пахом. — Помнится, Пантелеймона день тоже сегодня значится, и Пафнутия.
— Понял, — недовольно фыркнул Андрей. — Ладно, договоримся как-нибудь… с батюшкой…