ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>

Креольская невеста

Этот же роман только что прочитала здесь под названием Пиратская принцесса >>>>>

Пиратская принцесса

Очень даже неплохо Нормальные герои: не какая-то полная дура- ггероиня и не супер-мачо ггерой >>>>>

Танцующая в ночи

Я поплакала над героями. Все , как в нашей жизни. Путаем любовь с собственными хотелками, путаем со слабостью... >>>>>




  5  

Когда наступил Яблочный Спас, Зверев не выдержал и велел старосте давать по десять плетей каждому, кто покажется на улице в подпитии. Не за пьянство, естественно — за нарушение поста, запрещающего употреблять скоромное еще шесть дней. Каждую осень прагматичная мудрость Православной Церкви становилась ясна любому. Только-только кончилась сенокосная пора, начиналось время уборки урожая: лука, репы, яблок. Какое тут веселье? Работать надобно в поте лица, работать от зари и до зари, чтобы по зиме голодному не остаться, чтобы все тягло и оброки уплатить, чтобы погреба и амбары набить по самую крышу… Простая скромная пища и труд, труд и простенькая скромная пища — во имя будущего благополучия души и тела.

Вечером нового дня Фрол загнал на двор временного пристанища князей Сакульских двух парней — крепких лбов лет по двадцати.

— Что, напились? — поднялся навстречу Зверев, как раз сидевший на крыльце.

— А они что трезвые, что пьяные, княже, все едино без царя в голове, — ответил староста, снимая шапку. — Перед вершами возле ручья опять драку учинили, снасть одну поломали, трех девок утопили. Спасу нет, княже.

— Как утопили? Кто? — вступил в разговор Пахом, что нашивал у завалинки на овчинную душегрейку тонкие железные пластинки. — За душегубство кара сурова, тут каженному свою меру отвешивать надобно.

— Не до смерти утопили, обмочили токмо, — поправился Фрол. — Опрокинули аккурат на мережу и сами свалились. Вся снасть в трещинах, рыба ушла. А починять когда? Страда ныне. Раньше токмо этот лоботряс-бездельник по деревне шлялся да девок испортить норовил, — указал он сперва на веснушчатого русоволосого, стриженного «под горшок» парня, после чего ткнул пальцем в белобрысого, но такого же круглолицего: — А тут еще и немец этот появился. Проку никакого, токмо драки каженный день затевают. То промеж собой, а то с других деревень заезжих задирают, с девками встречаться не дают. Я мыслю, повесить их надобно, княже, и вся недолга. Все едино пользы никакой в хозяйстве, одна поруха. Али руки отрубить — другим для острастки. Все едино ни к чему руки сии не прикладывают.

— А почто они немцем меня все кличут? — вскинулся белобрысый. — Поморянец[2] я! У нас половина поселенцев поморяне! Ты же сам, княже, из Поморянин нас привез! И имя у меня есть! Изольдом отец с матерью нарекли!

— Понятно, Изя, — тут же сократил слишком длинное для смерда имя Андрей. — Значит, тебя любекский бургомистр в неволю продал. А отец с матерью где?

— Мать здесь ныне, на краю деревни обитает, а отца лютеранцы зарезали. Пять лет тому в город шли, да в поселке нашем людей, что в костеле застали, побили всех до единого, а пастора в дверях повесили.

— Я ее к Кшельнице, вдове старой, поселил, — тут же отчитался староста. — Возле болота. Может, хоть корзины плести приохотится. Хозяйства не потянуть им, княже, сам видишь. А на корзинах да на ягоде с грибами прожить смогут, и оброк какой-никакой дадут. Немца хорошо бы к бортничеству определить. Там и одному подняться можно. А подъемные им не давали, Андрей Васильевич. Куда им? Пропадет токмо добро, не вернут.

— Понятно, Фрол, — кивнул Андрей. — Ступай, я тут с ними разберусь.

— Будете теперь знать, каково баловать, — довольно погрозил пальцем староста и пошел со двора.

Зверев же кивнул Пахому, чтобы дядька отложил работу, немного прошелся по двору, остановился перед белобрысым Изольдом:

— Значит, добрый молодец, работать тебе неохота, а кулаки чешутся? Забавно… Коли пахать отец покойный не научил, к бортням тяги нет… Что же ты жрать зимой собираешься, красавчик?

— А иве все равно — что лето, что зима. Болото замерзнет — я веток куда больше, чем ныне, нарежу.

— Значит, корзинками пропитание добывать намерен? Сидеть, как старый дед, да прутики гнуть? Ладно, дело твое. Но за баловство я тебя все едино дубинкой отходить намерен. Вот только безоружного бить мне зазорно. Защищаться дозволяю, как сумеешь. Пахом, давай.

Дядька, успевший сходить в избу, протянул парню саблю. Тот, недоверчиво покосившись на князя, взялся за рукоять. Пахом рванул к себе ножны, оставив его с обнаженным клинком. Поморянец не стушевался: покрутил оружием, примеряясь, тронул пальцем острую кромку. Зверев подобрал у сарая лопату, взялся за черенок внизу, тоже взмахнул, оценивая балансировку инструмента — или, вернее, полное ее отсутствие, — и решительно нанес удар Изольду по голове. Тот закрылся, но неумело — легкий клинок удара не сдержал, пропустив весьма внушительный щелчок.


  5