47 
— Я все поняла. Нет — значит нет. — Катя, не глядя ни на кого, встала и спокойно начала собирать свои вещи.
Белка и Стрелка, поняв, что решение уже принято, бросили попытки договориться о чем-либо с директором и, чуть не плача, наблюдали за Катиными сборами. Толстяк, довольный собой, вышел из гримерки, окинув напоследок всех строгим взглядом. Когда собирать было больше нечего, Катя, не глядя никому в глаза, глухо произнесла «всем пока» и вышла вслед за директором. В коридоре она обогнала Михалыча, резко развернулась и со всей силы своей танцевальной ноги заехала ему в надежно спрятанный под животом пах. Толстяк, как подкошенный, рухнул и скрючился на полу, закрыв глаза и тихо постанывая.
— Это тебе за Папагена, — сказала «коварная мстительница» и плюнула в искаженное гримасой боли, ненавистное рыльце. — А это за меня!
Когда Михалыч наконец открыл глаза, «подлой наркоманки» и след простыл.
* * *
Федор Андреевич попытался открыть дверь, но она оказалась запертой на задвижку. Он удивленно переглянулся с женой. Ирина Александровна, утомленная долгой дорогой из санатория, стянула с шеи платок и раздраженно произнесла:
— Ну что ты возишься? Звони — видишь, Катя дома.
Когда дверь открылась, мать подозрительно посмотрела на Катю:
— Хорошо, что ты дома. У тебя что, сегодня выходной?
— У меня вечный выходной. — Сделав паузу, Катя добавила: — Я ушла из клуба.
Ирина Александровна внимательно посмотрела на дочь, произнесла:
— И это правильно, дочка, давно пора, — и замолчала.
Разговаривать им давно уже было не о чем. Только после ужина мать дала понять, что судьба дочери продолжает ее волновать. Когда Федор встал из-за стола, поблагодарив жену за ужин, и удалился в комнату, Ирина вернулась к теме:
— Катя, скажи мне правду, может быть, что-то произошло? Я же вижу, ты вся на нервах, сама на себя не похожа. Не скрывай ничего от меня, ты знаешь, я докопаюсь до истины.
— Мама, отстань! Ничего не произошло, я сама ушла.
— Ты что-то плохо выглядишь. Дай-ка мне получше тебя рассмотреть.
— Нечего меня рассматривать, нормально выгляжу, я же в санатории не отдыхала. Я пойду к себе.
Но от Ирины Александровны не так просто было отделаться, она пошла следом за Катей.
— Катя, подожди, я же вижу что-то не так, ну-ка посмотри на меня. — Ирина Александровна взяла Катю за подбородок и внимательно посмотрела на дочь, — Ты что, беременна?
— А хоть бы и беременна! Тебе-то что.
Катя вырвалась из маминых рук и заперлась на свежеустановленный замок на дверях своей комнаты.
Федор сидел с газетой на диване и прислушивался к разговору за стеной. Услышав последний вопрос жены, он выронил газету из рук и застыл. Ничего не ответив на обращение Ирины, которая вошла в комнату со словами «нет, ты слышал, что она себе позволяет», он вытер холодный пот со лба и побрел на кухню принимать успокоительное пиво.
ГЛАВА 15
Очередная попытка отыграться потерпела фиаско, стало только хуже, долг не уменьшился, а срок расплаты был на носу. Катя попрощалась со своими друзьями у дверей казино, они предлагали проводить ее всей толпой, но Кате хотелось побыть в одиночестве. Она брела по ночному городу и ревела как маленькая девочка. Выхода из сложившейся ситуации нет, только если Женич не врал и действительно поговорит с Павловым. Нет! Жене веры нет! Он их с малышом предал. Тогда что? Она сама с Павловым говорить не решится, тем более после этой истории с Михалычем. Ее просто прибьют. Надо, наверное, попросить Лену, ведь это через нее она взяла денег в долг, может, она замолвит за нее словечко. Ну да — Ленка настоящий друг, да и вообще кровная сестра! Пипец! Кто бы мог подумать! Никак не привыкнуть, да и в голове все путается. Пора кончать с герычем, она же собирается рожать. Жаль, что на УЗИ пока не видно девочка там или мальчик. Опять какая-то рулетка получается. Но Ленке-то полюбому первой рожать. Вот поможет ей Ленок с долгами, и кончится эта дурацкая полоса неудач: завяжет она, в казино наконец повезет, ребенка родит, Женя к ней на коленях приползет, простит она его засранца, потому что любит. Будут они с Женей к Ленке с Павловым в гости ходить, домами дружить. Обхохочешься!
Дома была тишина, темно — странно, Федор так рано никогда не ложится, может, устал да завалился пораньше? Она тихо прошла на кухню, надо было перекусить. На столе белела какая-то бумажка, написанная острым маминым почерком. Катя взяла ее в руки и с изумлением прочла: «Я в больнице. С отцом несчастье».
47 
