Особенно,... 
88 
— То есть вы оставили бы за собой право учить меня уму-разуму, как сочетать работоспособность с новыми идеями, да? “Американская мечта” наоборот.
— У меня тоже есть к вам вопрос, мистер Харли. Если вам что-то не нравится, вы всегда намеренно оскорбляете противника?
— Нет.
— Кажется, я это уже спрашивала, — заметила Элизабет, слегка хмурясь и отхлебывая еще глоток изысканного вина.
— У вас нет детей, миссис Карлтон? Казалось бы, вполне безобидный вопрос, но Элизабет почувствовала жгучую боль в животе — Господи, сколько же было тогда крови!
— Нет, — ответила она.
— Вы хотите иметь детей?
Она старалась держать себя в руках. В конце концов он не мог знать о ее выкидыше и обо всех остальных неприятностях.
— Думаю, почти все женщины хотят иметь детей, — уклончиво сказала она, — Я не исключение, и мне уже двадцать девять. Биологические часы начинают тикать, понимаете?
— Женщина-менеджер из моей компании родила первого ребенка, когда ей было уже сорок.
— В вашей компании есть женщина, занимающая ответственный пост?
— А что, это не согласуется с моим образом, мэм?
— Пожалуй, да, судя по некоторым вашим высказываниям.
Элизабет приканчивала уже второй бокал вина.
С минуту она молча смотрела в пустой сосуд, и лицо ее ничего не выражало.
— А у вас есть дети?
— Нет. Однако целых три месяца у меня был ребенок.
Это привлекло ее внимание:
— Что же случилось?
— Младенческая смерть. Никакой причины, никто не виноват. Сегодня ребенок здоров и счастлив, а завтра.., его не стало.
— О, как мне жаль.
Вот оно — глубинное, настоящее. Отец и его единственный любимый ребенок. Не усыновил ли он свою компанию, чтобы заполнить пустоту? “Прекрати, Элизабет; Ради Бога, перед тобой человек, который в первую встречу чуть не стер тебя в порошок”.
— Должно быть, вы и ваша жена пережили тяжелые времена.
С минуту он просто смотрел на нее. Потом пожал плечами и наполнил ее бокал. Кивнул официанту и заказал еще одну бутылку. На мгновение его взгляд задержался на ее груди. “Не будь ослом, — сказал он себе. — Скорее она согласилась бы заниматься любовью с дьяволом, чем позволила бы тебе дотронуться до себя”. Да у него и не было никакой охоты дотрагиваться, разве что с намерением задушить.
— Как я уже сказал, никто не был виноват, — А вы хотите еще детей?
— Думаю, каждый мужчина хочет сына, который продолжит его дело.
Он заметил, как она сжалась, оцепенела, и осознал, что сказал глупость умышленно. На самом деле все, чего он желал, — здорового ребенка.
— Мой отец хотел сына. А получилось так, что ему пришлось делать из меня наследницу своей профессии.
— Вот почему вы так ратуете за помощь и содействие трудящимся женщинам? Хотите исправить вековое неравенство?
— Я предпочла бы смотреть на это, как на выравнивание возможностей.
— У женщин всегда были огромные рычаги воздействия, миссис Карлтон, невероятная власть. Например, представьте, что вы поменялись бы ролями со своим мужем. Жениться на богатой старой женщине? Только молодая и красивая может так быстро получить, что хочет, приложив минимальные усилия.
Она начинала чувствовать необыкновенную легкость в мыслях и, хмурясь, смотрела на вновь наполненный вином бокал.
— Вы снова проявляете омерзительную склонность к предрассудкам, мистер Харли.
— По правде говоря, я думал только о вратах рая, — ответил он, чокаясь с ней.
— Не понимаю, — сказала она, склоняя голову набок.
— Я говорю о сексе, мэм.
Она все еще не понимала, но не хотела его подталкивать к объяснению.
— Во всяком случае, теперь мужчина не может выйти на улицу и изнасиловать любую приглянувшуюся ему женщину.
— Да уж, теперь это чертовски трудно. Итак, за добрые старые времена.
Внезапно он подался вперед, лицо его было взволнованным. Ему хотелось сказать: что, ну что мне сделать, чтобы вы нашли себе другую жертву?
— С вами трудно разговаривать, миссис Карл-: гон. Большинство тем под запретом.
— Расскажите, как вы учились в колледже в Йеле.
— Ну что ж, если хотите… В последний год моего пребывания там для меня важно было стать чемпионом по шахматам. Предполагалась финальная игра — соревнование двух колледжей. Выглядеть все должно было так: доска — пустырь, а фигуры — наши однокашники. Я и мой противник сидели в башне над пустырем, подавая сигналы сиреной. Когда оказывалось, что фигура взята, изображавший ее человек начинал бить себя в грудь, молотить по воздуху руками, а потом падал, раскинув руки и ноги, изображая мертвого.
88 
