– Кстати, анекдот, – опять вклинился Сережа. – Дети готовят себе маскарадные костюмы. Один говорит – я буду зайчиком, другая – я белочкой. И только одна девочка говорит: а я сделаю себе маскарадный костюм весь коричневый…
Серега демонстративно окинул взглядом респектабельный костюм Дианы.
– Коричневая кофточка, коричневая юбочка, коричневая шапочка… «И кем же ты будешь?» – спрашивают ее дети. А девочка отвечает: «Я буду какашкой и испорчу вам весь праздник!»
– Иди ты к черту! – в бешенстве крикнула Диана и, вся красная, убежала в сторону кухни.
– Что это с ней? – удивилась Катя.
– Ревнует, – ухмыляясь, сказал Сережа. – Пойду, что ли, утешу ее.
Сережа ушел вслед за Дианой. Дима проводил ее неприязненным взглядом.
– Зачем ты с ней так сурово? – спросила Катя.
– Терпеть не могу людей, которые самоутверждаются за чужой счет, – буркнул Дима. – И вообще Дианка меня утомила. Просто не знаю, что сделать, чтобы она наконец это поняла.
Катя смутилась и промолчала. Полминуты они молча стояли рядом.
– Возможно… – начал Дима.
И тут из кухни раздался страшный душераздирающий вопль Сережи.
«Карлссон! – почему-то сразу подумала Катя, похолодев. – Он его убил!»
Глава двенадцатая
О рационе викингов, слабых и крепких желудках и основе женской привлекательности
– Я такой эль нынче забодяжил, – говорит один тролль, – просто-таки как заново рождаешься.
– Что, и впрямь молодеешь? – удивился другой.
– Нет, ползаешь, писаешься и говорить не можешь.
– Все-таки, мужик… То есть господин Карлссон, я тебя точно узнал! – пьяно ухмыльнулся Сережа, когда они остались на кухне вдвоем. – Нет, ты мне скажи: зачем ты того голубя жрал? Я ведь точно помню: ты его жрал! Солью посыпал и – хруп! – Сережа щелкнул челюстями. – Это что у вас обычай такой – голубей сырьем жрать? Это, типа, от викингов остался, да?
Карлссон молча смотрел на него.
– А-а-а… Я угадал! – обрадовался Серело. – Викинги – они такие! Я помню! Кровавую пищу блюют… нет, клюют под окном… Кровь с мухоморами! Типа, в берсерки? Обычай?
– Да, – неожиданно согласился Карлссон.
– Ага! – еще больше обрадовался Сережа. – Я так и знал! Слышь, Карлссон, я тоже хочу! Хочу в берсерки! Хочу голубя сырьем! Карлссон, поймай мне голубя, а?
– Ты хочешь съесть голубя? – уточнил Карлссон.
– Хочу! Кровавую пищу! Ам! – Сережа опять клацнул челюстями.
Карлссон кивнул и перепрыгнул через подоконник.
Через полминуты он вернулся, сжимая в руке голубя. Голубь был живой, но какой-то снулый. Сережа сграбастал птичку.
– А где соль? Я помню про соль! – Карлссон протянул ему солонку. Сережа щедро посолил голубя. – Может, его ощипать? – спросил он. Но Карлссона на кухне уже не было.
– Не-е… Ощипывать нельзя… – пробормотал Серега, лицо его приняло хитрое выражение. – Я по-омню! – И сунул голубиную головку в рот.
Раздался пронзительный вопль. Голубь клюнул Сережу в язык.
– Ах ты сука! – завизжал Серега. – Кусаться, Да?! – И с размаху шваркнул голубя о стену. – Карлссон! Карлссон! Он меня укусил!
Но Карлссон не появился. Зато сбежались привлеченные Сережиным криком остальные гости.
– Он меня укусил! – обиженно сообщил всем Серега, подбирая с пола оглушенного голубя. – Но мы, викинги, то есть берсерки! Никакой пощады врагу! – И вонзил зубы в голубиную шейку…
Столпившиеся в коридоре свидетели того, как Сережа посвящал сам себя в берсерки, молча взирали на ужасное зрелище.
– Ты че, живого голубя…?! – выдохнула наконец Лейка.
Серега свирепо вытаращил глаза и гордо промычал что-то невнятное. На губах у него налипли перья.
– Сдурел? – закричала Лейка. – Выплюнь немедленно!
– Ну ты прямо как Оззи Осборн, – ухмыльнулся Стасик. – Такой же маньяк.
– Может, у него бешенство? – деловито предположил Дима, не уточняя, впрочем, кого имеет в виду – несчастную птицу или своего приятеля.
У дверей раздался сдавленный стон. Наташа закатила глаза и начала оползать по стенке. Достаточно медленно, чтобы Стасик успел ее подхватить.
За Катиной спиной раздались какие-то булькающие звуки. Диана, зажав рот ладонью, устремилась в туалет. Сережа с остекленевшими глазами жевал голубиные перья.
– Во дурдом, – растерянно сказала Лейка. Кате вспомнился категорический приказ Сережиного папы не устраивать в мансарде никаких гулянок, и она впервые подумала, что Илья Всеволодович был глубоко прав.