Особенно,... 
117 
Хок наблюдал за этим спектаклем из дверей особняка. Он ехидно усмехнулся, когда ошеломленный маркиз виновато понурился, приняв слова невестки за чистую монету.
— Браво! — воскликнул Хок, хлопая в ладоши.
До маркиза наконец дошло, и он начал отбиваться от цепляющихся рук Фрэнсис.
— Хватит, хватит, комедиантка ты эдакая! — заворчал он.
Фрэнсис разобрал смех. Сердито от нее отвернувшись, маркиз встретил взгляд сына, полный убийственной иронии.
Маркиз со вздохом пожал плечами. Он устал, так как вихрем летел из «Чендоза» предотвратить последствия своего «хитроумного» плана. (Один из общих знакомых обмолвился, что Хок покинул Лондон несколько дней назад и что письмо последовало за ним в Десборо-Холл. Маркиз схватился за голову и велел готовить экипаж.)
— Я вижу, что ошибся в расчетах, — мрачно признал он, хмурясь на Фрэнсис.
— Вы, милорд, беспринципный старый пройдоха! А теперь, когда каждый из нас высказался, вам нужно отдохнуть с дороги. Ваши комнаты готовы.
— Как, разве меня ждали?
— Ну конечно! Я вас ждала, — сказала Фрэнсис, беря свекра под руку, и добавила вполголоса, — и наш милый Маркус тоже…
— Фрэнсис!
Как странно, подумала она, что голос маркиза порой звучит точь-в-точь как голос его сына.
Глава 22
Вся сила женщины сосредоточена в ее языке.
Пословица XVII века
Фрэнсис откинулась на стуле и по очереди посмотрела на каждого из сидящих за столом джентльменов.
— Надеюсь, — спросила она с довольным видом, — что вы оба поняли, как глупо вели себя?
— Неужели ты не можешь придержать язык хотя бы на время? — проворчал Хок, догадываясь, что этим замечанием она не ограничится.
— Но разве не вы, милорд, ворвались в конюшню неудержимым галопом, чтобы обрушить на меня ливень притворного гнева? Ничего не скажешь, хорошую роль вы себе избрали! Роль супруга, украшенного ветвистыми рогами! — И Фрэнсис посмотрела на мужа с глубокой жалостью, как на тяжелобольного.
— Уймись, Фрэнсис! — вмешался маркиз.
— Кушайте, милорд, кушайте. Когда человек разрабатывает интригу, он ест мало. Я велела поварихе приготовить ваши любимые блюда. Отведайте бараньих котлет. Соус сегодня — пальчики оближешь! Вы не находите? Как жаль! В таком случае могу предложить вам картофельное пюре. Воздушное, не правда ли? Я расскажу вам, в чем секрет: оно избивается, как крем… свежайший, нежнейший крем…
— Фрэнсис! — не выдержал Хок. — Если ты не перестанешь, я отволоку тебя наверх, привяжу к стулу и вставлю в рот кляп!
Намек на крем он предпочел пропустить мимо ушей, чтобы не затрагивать щекотливую тему.
На этот раз отец и сын, должно быть, впервые в жизни находились по одну сторону редута. Она одарила обоих ослепительной улыбкой и изящно поднесла ко рту кусочек бараньей котлеты.
— Белвис сказал мне, что здесь призовая кобыла лорда Денверса, — обратился маркиз к сыну после
Нескольких минут благословенной тишины, — Мисс Маргарет, берберийской породы.
— Да, это так. Джентльмен Дэн, наверное, решил, что он еще при жизни попал в лошадиный рай. Хочется верить, что его временная подружка пребывает в том же восторженном состоянии. — При этом Хок многозначительно посмотрел на жену.
— Фрэнсис писала мне, — продолжал маркиз, сделав вид, что ничего не заметил, — о надеждах, которые возлагает на нескольких лошадей, в особенности на Летуна Дэви. Белвис как будто собирается взять их на скачки в Ньюмаркет, Летуна Дэви тоже, хотя ему всего четыре года.
— Она так писала?
Маркиз, довольный мирным ходом беседы, ограничился кивком и налег на котлеты.
— Белвис позволил мне принимать участие в тренировках Летуна Дэви, — похвасталась Фрэнсис.
— Но я ни разу не видел тебя в амазонке, — заметил Хок.
— Я езжу по-мужски, милорд. Не вы ли сказали мне, что дамское седло опасно?
— Да, припоминаю, что говорил что-то в этом роде. Хок представил себе жену верхом в облегающих брюках и почувствовал стеснение в паху. Как бы исхитриться и заманить ее в постель сегодня вечером, подумал он взволнованно. То, что случилось с Фрэнсис накануне ночью, заметно смягчило ее по отношению к нему. Смягчило, но не укротило. Это тревожило Хока. До сих пор, стоило ему доставить женщине удовольствие, как она принадлежала ему душой и телом.
Он снова представил Фрэнсис верхом, на этот раз на себе, и почувствовал, что краснеет. Потом он вообразил, что покрывает ее, как жеребец, и окончательно залился краской.
117 
