— Я сделаю все, о чем ты просишь, отец, — заторопился он.
Но в душе он испытывал глубочайшее сожаление. Леди Констанс, дочь графа Ламли, красавица с богатым приданым, лелеяла надежду рано или поздно услышать от него предложение руки и сердца. Теперь ее надежде заведомо не суждено было осуществиться. Хок снова мысленно проклял фамильную честь. Кто бы мог подумать, что ему предстоит жениться на полном ничтожестве без земель, без денег и без связей — потому только, что некто Александр Килбракен, обнищавший шотландский граф, семнадцать лет назад спас жизнь его отцу!
Разумеется, за все надо платить, но почему платит он, Хок? Невил утонул и тем самым ухитрился избегнуть этой участи. И почему ему было не свалиться в воду через неделю после венчания? Хок готов был поверить, что брат сделал это нарочно, чтобы не вешать себе на шею хомут в виде неотесанной шотландки.
Хок едва заметно покачал головой, устыдившись своих мыслей. Он прекрасно знал, что и при жизни Невила отец ни за что не выбрал бы его в качестве исполнителя данного обета. Чем брат заслужил такую нелюбовь, Хок не знал. Он был тогда вдали от дома.
— Жизнь полна неожиданностей, — сказал он вслух.
— Не могу не согласиться с тобой, мой мальчик. А теперь иди к себе и как следует отдохни перед дальней дорогой. Не забудь поутру зайти попрощаться.
— Отец… — начал Хок и запнулся.
— Ничего, мой мальчик, ничего, — успокоил маркиз, понимая, что тот боится поутру не застать его в живых, — еще три недели жизни я тебе обещаю. Меня будет поддерживать надежда увидеть будущую мать твоих детей. Не волнуйся ни о чем.
— Я не волнуюсь, — сказал Хок, борясь с подступающими слезами. — Ты ведь никогда не нарушал данных тобой обещаний.
— И я не намерен менять эту прекрасную привычку. А теперь иди, мой мальчик. Надеюсь, ты будешь по всем правилам ухаживать за молодой леди.
Понимая, что его отсылают, Хок поспешно поднялся, как бывало в дни его юности, когда он научился беспрекословно повиноваться воле отца. Коньон, все это время простоявший в ногах кровати, промокнул блестящую лысину носовым платком и опустил глаза, избегая взгляда молодого графа.
— Я постараюсь вернуться с невестой как можно скорее Ты ведь сдержишь обещание, отец? Ты дождешься меня?
— Не сомневайся в этом… Хок, подожди! Таким сыном как ты, гордился бы любой отец.
Хок полагал, что уже справился с непрошеными слезами, но тут его глаза заволокло вновь. Он быстро кивнул и заспешил вон из спальни.
В семь часов утра Хок простился с отцом, отметив с облегчением, что тот выглядел не хуже, чем накануне. Впереди лежало долгое путешествие к озеру Лох-Ломонд, где в замке «Килбракен» жил граф Рутвен. Подстегивая пару серых рысаков, Хок прикидывал, как долго ему придется находиться в отлучке: пять дней дороги, неделя на то, чтобы выбрать одну из трех девиц Килбракен, дня два-три на подготовку избранницы к свадьбе и, наконец, пять дней на обратный путь. Впрочем, уточнил он мрачно, леди потребует, чтобы они то и дело останавливались передохнуть. Пропади они пропадом, эти женские слабости! Пропади пропадом Александр Килбракен и все три его дочери!
Услышав, что хозяин вполголоса бормочет проклятия. Граньон попробовал отвлечь его легкой беседой.
— Скоро мы будем в Шотландии, — заметил он с таким видом, словно это означало: скоро мы будем в раю.
— Не забывай, что я еду туда жениться, — процедил Хок сквозь зубы.
— Одной из троих девчонок повезет… — Граньон запнулся, когда Хок повернул к нему мрачное лицо с встревоженными глазами, и виновато добавил:
— Его светлость выживет, милорд, вот увидите. Маркиз крепок, как старый пройдоха сержант Ходжес.
— Ты, я вижу, не знаешь, что сержант Ходжес умер, — сказал Хок холодно. — Та рана все-таки доконала его. Мне рассказывал об этом лорд Сен-Левен.
Граньон прикусил язык, сожалея о неудачно приведенном примере. А какой лихой был вояка одноногий сержант Ходжес! Скажи майор Хок одно только сло во, и он бросился бы в атаку на всех чертей ала. Подумать только, умер в постели, а не на поле боя…
Граньон усмотрел в этом зловещее предзнаменование и испустил тяжкий вздох. Похоже, жизнь не сулила в ближайшем будущем ничего приятного.
Фрэнсис Килбракен стояла на берегу озера Лох-Ломонд, зачарованная неподвижной поверхностью кристально чистой воды. Было тепло, но стоило даже небольшому облачку набежать на солнце, как мартовский воздух становился заметно прохладнее, заставляя кутаться в теплую шаль. Ветви деревьев еще не оделись молодой листвой, шелестевшей под ветерком, и над озером царила полная тишина. Даже птицы притихли, но вместо покоя, охватывавшего Фрэнсис в тихие и теплые дни ранней весны, она чувствовала смутную тревогу и нервную возбужденность, обычно свойственную Виоле. Фрэнсис подозревала, что младшая сестра искусственно поддерживает в себе это сомнительное состояние, но называть ее нюней не имело смысла: Виола удивленно раскрыла бы влажные оленьи глаза, словно услышав полную нелепицу.