55 
— Бросай! — крикнул ему Гилей-мурза. Русский бросил — метясь ему в грудь, потом схватился за нож, и один из воинов легонько ткнул ему в грудь копьем:
— Все равно строптивым окажется.
Мужик осел на землю, подставив солнцу грудь с расплывающимся по полотняной косоворотке кровавым пятном, а Гилей-мурза обрезал его коняге постромки, вывел ее из оглоблей. Как раз подоспели и сородичи, один из которых вез, перекинув через седло, непрерывно вопящую бабу. Ее перетащили на спину захваченного коня, связали руки и ноги под брюхом.
— Ну, что?! — весело спросил Саид-Тукая мурза. — А ты боялся без прибытка остаться. На, веди.
Полусотня помчалась дальше, но теперь молодой воин начал заметно отставать: как ни дергал он потертые вожжи пахотного коня, тот упрямо не желал переходить в галоп. В итоге в очередную русскую деревню татарин успел только тогда, когда остальные воины уже метались из дома в дом, под забором выли две привязанные к столбам ворот девки, а неподалеку недовольно сипел еще пленник, руки которого были привязаны за спиной к пяткам.
Саид-Тукай привязал коня с уже добытой невольницей рядом, побежал во двор искать добычу, и первое, что увидел, — большую кипу сена и собравшихся вокруг коней, жующих ароматное хрустящее лакомство. Он вернулся к своему скакуну, отпустил подпругу тоже завел во двор, отпустил и кинулся в дом.
Здесь уже зияли открытыми крышками, словно птенцы голодным клювами, опустевшие сундуки, валялась рассыпанная по полу деревянная посуда, глиняные осколки, орал, захлебываясь, рядом с окровавленной матерью младенец. Саид-Тукай выхватил саблю, рубанул со всего размаха, и плач оборвался.
— Это зря, — негромко укорил из угла комнаты Гилей-мурза. — Выросла бы, тоже потом невольницей бы стала. Мы ведь сюда за урожаем ходим, а ты ростки топчешь.
С этими словами он притопнул ногой, сдвинулся еще немного, опять топнул, откинул стол, обнажил саблю:
— Иди сюда! Доску вот эту поддень…
Молодой татарин спрятал саблю, достал толстый нож для разделки скота, просунул его в щель, приподнимая доску, перехватил ее, откинул в сторону. Внизу открылась глубокая нора.
— Ага, тайник! — обрадовался мурза, обежал кругом, заглянул внутрь и разочарованно причмокнул языком: — Пустой… Надо дом запомнить. Если снова сюда наедем, проверить не забудь.
После этого они аккуратно вернули доску на мест поставили поверх стол.
— В печь загляни, — приказал Гилей-мурза. Молодой татарин сдвинул черную закопченную крышку, увидел два горшка с широкими горлышками.
— Сюда тащи, — заторопил его старший. — Есть охота.
Саид-Тукай скинул шапку, ее ушами обхватил ближний горячий горшок, одним быстрым движением переставил на стол.
— Опрокидывай!
По столу потек густой, ароматно пахнущий мясной сок, рассыпалась светло-коричневая крупа. Гилей-мурза принялся торопливо насыщаться, в первую очередь выбирая из каши мясные кусочки, и новичок, после короткого колебания, последовал его примеру. Вместе они умяли едва не половину кучи, осоловев от сытости, после чего выбрались на улицу.
Кони уже успели подобрать все сено до последней травинки, а полусотня — так же тщательно обобрать деревню. Перед распахнутыми воротами двора стояли три телеги, с горкой заполненных тряпьем, медной посудой, различным столярным и плотницким инструментом. За повозками, привязанные за шею и со связанными за спиной руками, ждали начала пути в неволю две девки, один мужик в возрасте и два паренька лет десяти.
Внезапно Саид-Тукай увидел вдалеке бегущую от деревни к зарослям кустарника девку. Он быстрым жвижением затянул коню подпругу, запрыгнул в седло, кинулся в погоню, но схватить добычу не успел — подлая девица упала на четвереньки, поднырнула под нижние ветви, а потом принялась, шумно проламывать сквозь ветки, продираться дальше. Татарин проехал вдоль зарослей вперед, назад, а потом повернул к деревне.
— Мы уходим вперед, — уже распоряжался Тукай-мурза, — а Хасан, Рафаил и Саид идут за нами с обозом.
— Я тоже хочу вперед! — вскинулся молодой воин, но глава рода только погрозил ему кулаком:
— Я тебе дам «хочу»! Делай, что велено!
Полусотня умчалась вперед, а трое воинов, оставшихся при добыче, медленно тронулись следом. Полон особых хлопот не доставлял. Ну, двигались медленно — а как еще пеший идти может? Скулили все время жалобно. Так и пусть скулят — лишь бы шли, куда гонят.
55 
