— Не важно, чему я верю. Важно то, что они могут доказать. Хороший адвокат разобьет все их доводы за минуту. — Он зевнул. — Славная ночка, не так ли?
Джеки поднялась на ноги:
— Давай выбираться из этой чертовой дыры. Здесь даже воздух кажется зараженным.
Тони ухмыльнулся:
— Кто-то должен подарить Хегги большую бутылку приличного лосьона после бритья. А то от него сейчас пахнет хорьком, приманивающим самку.
— Если даже он будет благоухать туалетной водой от Пако Рабана, человеком ему не стать, — вызверилась Джеки. — Скажи, они и Элен тоже здесь держат?
— Нет. — Тони набрал в грудь побольше воздуха. — На самом деле вам лучше пока не видеться.
Джеки посмотрела на него взглядом, в котором смешались обида и разочарование.
— Почему лучше?
— Потому что тогда будет труднее доказать, что вы состоите в сговоре. А то может показаться, что вы обсуждаете стратегию, подгоняете свои истории, чтобы во всем совпадали.
— Это глупо, — твердо заявила она. — Черт их всех побери, мы же с ней подруги. Любовницы. К кому еще нам обращаться за поддержкой и утешением? Если мы будем избегать друг друга, создастся впечатление, будто нас что-то напрягает. Если Элен захочет меня, она меня получит. Без вопросов.
Он пожал плечами:
— Тебе решать. Ты платишь мне за советы, даже если ими не пользуешься. — Он отворил дверь и жестом пригласил ее в коридор. Джеки расписалась за возврат своих вещей, и они направились к выходу.
Тони распахнул дверь на улицу и замер. Несмотря на ранний час, на тротуаре толпились три кинооператора и кучка журналистов. Едва они заметили Джеки, послышались крики: «Эй, Джеки, тебя арестовали?», «Джеки, ты наняла убийцу или нет?», «Как ты себя чувствуешь в качестве подозреваемой, а, Джеки?»
Именно в таких сценах Джеки не раз принимала участие. Однако впервые она оказалась по другую сторону барьера. Джеки думала, что нет ничего хуже, чем быть поднятой с постели среди ночи и вынести допрос с пристрастием. Теперь она поняла, что ошибалась. Предательство было больнее.
40
Темноту кабинета Макфэдьена немного рассеивал призрачный свет мониторов. На двух мониторах, за которыми он в эту минуту не работал, мелькали картинки скринсэйвера, сделанного им самим. Зернистые газетные фотографии его матери, унылые виды Холлоу-Хилла, надгробие на Западном кладбище и недавние его фотоснимки Джилби и Мэкки.
Макфэдьен сидел за ноутбуком и составлял некий документ. Первоначально он планировал просто подать жалобу на бездействие Лоусона и его помощников. Но экскурсия на веб-сайт «Шотландский Администратор» показала ему бессмысленность такого шага. Любые его жалобы будут переданы самой файфской полиции, а там едва ли станут критиковать действия своего сотрудника, тем более заместителя начальника полиции. Он хотел получить серьезный ответ, а не отписку.
И тогда он решил изложить всю историю письменно и разослать ее копии во все крупные средства массовой информации в Шотландии. Однако чем дальше он продвигался, тем больше его одолевало беспокойство, что это письмо отбросят, как очередную выдумку сумасшедшего, во всем видящего заговоры. Или еще того хуже.
Макфэдьен прикусил заусенец и задумался о том, что же ему делать. Он, конечно, завершит свой критический разбор деятельности, а вернее, бездеятельности файфской полиции, позволяющей разгуливать на свободе двум убийцам. Но нужно было совершить что-то еще, чтобы люди прислушались к его словам. Что-то такое, что заставило бы обратить внимание на его жалобы или на то, как сама судьба настигает виновников убийства его матери.
Казалось бы, двух смертей должно было быть достаточно. Но люди так слепы. Они не видят того, что находится прямо у них под носом. После всех его трудов справедливость все равно не восторжествовала.
Он оставался единственным человеком, способным добиться того, чтобы правосудие свершилось.
Дом его начинал походить на лагерь беженцев. Алекс привык к образу жизни, который сложился у них с Линн за долгие годы: совместные трапезы, прогулки по берегу, посещения выставок и кино, иногда встречи с друзьями. Он признавал, что многие сочли бы такую жизнь однообразной, но ему она нравилась. Он понимал, что с рождением ребенка все переменится, и от души приветствовал эту явную, хотя и смутно представляемую им перемену. Однако он не рассчитывал, что в свободной комнате у него поселится Верд. Не ждал внезапного появления у себя на пороге убитой горем Элен и разъяренной Джеки. У него было ощущение, что дом его оккупирован. Его так захлестывали чужая боль и злость, что он уже не понимал, что чувствует сам.