— Ладно, Дженис, — кивнул он.
Брайан изумленно вытаращился на него:
— С каких это пор ты стал называть ее Дженис? Знаешь, она ведь не с нами.
— Заткнись на фиг, Брайан, — произнес Колин, медленно выговаривая каждый слог. — Я прошу прощения за моего брата. Он немного перебрал.
— Об этом не беспокойтесь. Но ты — не дурак, Колин. Ты знаешь, что я от своих слов не отступлюсь. Не трогайте Мэкки и его приятелей. Понятно?
Брайан издевательски хихикнул:
— По-моему, Колин, она тебя хочет.
Эта идея, видимо, приятно щекотала отуманенное спиртным сознание Колина Даффа.
— Верно я говорю? Что ты на это скажешь, Дженис? Почему бы тебе не наставить и меня на праведный путь? Хочешь, погуляем ночку? Я сумею тебя ублажить.
Дженис уловила краем глаза какое-то движение и обернулась как раз в тот момент, когда Джимми Лоусон, выхватив дубинку, двинулся к Колину Даффу. Она подняла руку, чтобы его остановить, но было достаточно одной только угрозы, чтобы Дафф в страхе попятился, вытаращив глаза.
— Эй, погоди, — запротестовал он.
— Иди вымой рот с мылом, ты, несчастный мешок с дерьмом, — рявкнул Лоусон. Лицо его застыло от гнева. — И чтобы не смел никогда так разговаривать с офицером полиции! А теперь убирайся с глаз моих, пока мы с констеблем Хогг не передумали и не заперли вас обоих очень надолго. — Он яростно цедил слова сквозь сжатые зубы. Дженис почувствовала досаду. Она терпеть не могла, когда сослуживцы-мужчины считали себя обязанными продемонстрировать свою мужественность, бросаясь на защиту ее чести.
Колин схватил Брайана за руку:
— Пошли отсюда. Пропустим еще по пинте, — и он увел мерзко ухмыляющегося братца внутрь заведения, прежде чем тот успел еще что ляпнуть.
Дженис обернулась к Лоусону:
— Это было необязательно, Джимми.
— Необязательно? Он пытался оскорбить тебя. Он, который не достоин тебе туфли чистить. — Голос его дрожал от презрения.
— Я вполне способна за себя постоять, Джимми. Мне приходилось иметь дело с типами похуже Колина Даффа. Так что тебе не стоило разыгрывал рыцаря в сияющих доспехах. А теперь давай отвезем этого парнишку домой.
Они вдвоем помогли Верду добраться до их машины и усадили на заднее сиденье. Когда Лоусон обошел машину и сел за руль, Дженис сказала:
— И еще, Джимми… Насчет того, чтобы выпить с тобой… Думаю, я пас.
Лоусон посмотрел на нее тяжелым взглядом:
— Как хочешь.
Всю дорогу до Файф-парка они провели в ледяном молчании. Там они помогли Верду дойти до входной двери и поспешили вернуться к машине.
— Послушай, Дженис, — обратился к ней Лоусон. — Мне жаль, что ты решила, будто я слишком резко отреагировал на Даффа. Но он вел себя нагло. Нельзя так разговаривать с офицером полиции.
Дженис облокотилась на крышу автомобиля.
— Он дерзил, это так. Но ты взвился не потому, что он оскорбил честь мундира. Ты выхватил дубинку, потому что где-то в твоей голове засело, что раз я согласилась с тобой выпить, то стала твоей собственностью. А он заступил на твою территорию. Очень жаль, Джимми, сейчас мне такое ни к чему.
— Все было не так, Дженис, — запротестовал Лоусон.
— Ладно, Джимми. Мир, хорошо?
Он обиженно пожал плечами:
— Твое дело. Знаешь, я ведь не страдаю от нехватки женского общества.
Он сел за руль. Дженис покачала головой, не в силах сдержать улыбку. Эти мужики так предсказуемы. Едва почуют, что запахло феминизмом, и сразу в кусты.
А в доме на Файф-парк Зигги осматривал Верда.
— Говорил я тебе, все это плохо кончится, — ворчал он, а пальцы его бережно ощупывали синяки на ребрах и животе Верда. — Отправился попроповедовать, а возвращаешься — прямо статист фильма-мюзикла «О, что за чудная война». Так держать, воины Христовы.
— Моя вера тут ни при чем, — с трудом выговорил Верд, морщась от боли. — Это были братья Рози.
Зигги на миг замер:
— Это братья Рози так тебя отделали?
— Я стоял около «Ламмас-бара». Наверное, кто-то им сказал. Они выбежали и насели на меня.
— Черт! — Зигги поспешно направился к двери. — Джилли! — крикнул он наверх. Брилла дома не было. Чуть не каждую ночь после возвращения он где-то пропадал, иногда возвращаясь к завтраку, но чаще нет.
Алекс с грохотом сбежал вниз и оцепенел при виде разбитой физиономии Верда:
— Что с тобой, черт побери?