— Вовсе не любимая! — Она словно злобно выплюнула эти слова, ненавидя его за то, что он насмехался над нею.
— А, вам угодно строить из себя негодующую леди! — Брент помолчал, освободил ее руки и задумчиво потер подбородок. — Ну и задачка. Думаю, мне просто нужно развернуть тебя, как флаг.
— Нет! — Байрони принялась бороться, не давая Бренту подтянуть ее к себе.
— Спокойно, Байрони. Только понапрасну утомляешься. Лучше бы ты приберегла эту.., дикую энергию для меня.
Ее злой ответ заглушила пуховая перина, потому что теперь он перевернул ее лицом вниз и прижал к простыне. Когда она, задыхаясь, вытянулась на спине, он оседлал ее снова.
— Так-то лучше, — с удовлетворением проговорил Брент. Почувствовав, как Байрони задрожала под ним, он завел ей руки за голову. — Если бы я был художником, как Дрю, написал бы тебя в таком вот виде. — Помолчав, он задумчиво добавил, скользя взглядом вниз по ее телу:
— Пожалуй, раздвинул бы бедра, совсем немного.
Может быть, согнул бы ногу в колене.
Байрони крепко сжала ноги.
Глядя на нее, Брент широко улыбнулся:
— Разве это не прекрасно, дорогая, что твое наслаждение спрятано между ног? — Он легко накрыл ее ладонью и чуть надавил.
— Ты обещал, что никогда не сделаешь мне больно.
— По-твоему, это боль?
— Да!
— Тогда почему же ты становишься влажной под моими пальцами?
Байрони закрыла глаза в ярости и смущении.
— Вовсе нет.
Он отнял пальцы и слегка прижал их к ее поджатым губам.
— Вовсе нет? — Байрони почувствовала вкус своей влаги на пальцах Брента. Ее глаза широко распахнулись.
— Если бы ты лежала спокойно, дорогая, я дал бы тебе попробовать себя. Хочешь?.. — Не закончив фразу, Брент быстро поцеловал ее, его язык заскользил по ее губам. Подняв голову, он прошептал:
— Это только начало, я хочу погрузиться в тебя. Как ты вкусно пахнешь, Байрони.., меня приводит в восторг запах дамасской розы.
Мамми славится своим розовым маслом.
— Я добавляю его в ванну. — О перестань, Брент! Я забываю…
— Что, жена?
Брент продолжал ласкать ее, и она еле сдерживалась, чтобы не закричать.
— Молчишь? Неужели это единственный способ заставить тебя прикусить свой язычок? Да, видно, так и есть.
Байрони не сопротивлялась, когда он склонился над ней, и с радостью приняла тепло его рта, сомкнувшегося на ее губах. «Я слабая и глупая», — в полузабытьи подумала она. Ее тело непроизвольно приподнялось, чтобы теснее прижаться к его обольстительным пальцам. Она решила ударить его, когда он наконец отпустил ее запястья и положил руку на ее грудь, но вместо этого обхватила руками его плечи, зарывшись пальцами в густую шевелюру.
Байрони стонала, а он целовал ее.
Она чувствовала его победную улыбку.
— Будь ты проклят, — выдохнула она, пытаясь вырваться из затягивавшей пучины вожделения, в которую он погрузил ее.
— Ты скажешь снова, что любишь меня, Байрони? — Сердце у него сжалось, когда он увидел в ее глазах отчаяние. — Скажи, Байрони, — настаивал он, и голос его звучал хрипло, — скажи, что любишь.
Он лег на нее, и она ощутила его твердость, мощь и тепло. Он вошел в нее, нежно, медленно, словно поглощая собой, и от его полной власти сознание ее помутилось, и она полностью отдалась волнам почти болезненного наслаждения.
Брент почувствовал, как она вся затрепетала, возвещая о приближении наивысшего наслаждения. Замерев, он встретился с ее изумленными глазами. Неистовым рывком он вонзился в нее снова.
«А теперь, — подумала она, когда ее сознание на короткий миг прояснилось, — теперь уже я его поглощаю». И погрузилась в дикую стихию, забыв обо всем на свете.
Брент с восторгом ловил крики Байрони. Он не знал, что она смотрела на него, когда он, сильно прогнувшись, глухо застонал. Он задрожал всем телом и услышал вдруг ее тихий шепот:
— Я люблю тебя.
Брент несколько секунд лежал в полном изнеможении, неспособный пошевелиться.
— Тебе тяжело.
Все еще не справившаяся с потрясением, Байрони ничего не сказала и лежала не шелохнувшись, когда Брент опустился рядом с нею. Он играл ее длинным локоном, наматывал его на палец и снова распускал.
— Ты моя, Байрони, — проговорил он, и прозвучавшая в его голосе собственническая нотка вернула ее к реальной действительности.
«Да, — мрачно подумала Байрони, — я его собственность».
— И ты больше не будешь говорить об отъезде.