— Если бы вы не цеплялись за логику, — не отставал Адамберг, намеренно зля капитана, — вы бы признали, что в моем видении шильтигемского дела есть интересные моменты.
Комиссар остановил благодетельницу-стюардессу, разносившую шампанское. Данглар смотрел мимо нее мутным взглядом. Фруасси отказалась, а Адамберг взял два стаканчика. Один он сразу вручил Данглару.
— Выпейте, — приказал он. — Оба. Но в два приема, как обещали.
Данглар кивнул с намеком на благодарность.
— Может, позиция у меня шаткая, — продолжил Адамберг, — но это не значит, что я ошибаюсь.
— Кто вам такое сказал?
— Клементина Курбе. Помните ее? Мы недавно виделись.
— Если вы теперь решили опираться в работе на сентенции старой Клементины, отделу конец.
— Не будьте пессимистом, Данглар. Но с именами и правда можно играть до бесконечности. Взять, к примеру, мое, Адамберг, гора Адама. Адам — Первый Человек. Сразу создается образ. Мужик на горе. Я спрашиваю себя, не оттуда ли пошел…
— Страсбургский собор, — перебил его Данглар.
— У вас тоже возникает эта аналогия? А ваша фамилия — Данглар — как ее можно интерпретировать?
— Так зовут предателя в «Графе Монте-Кристо». Жуткий мерзавец.
— Интересно.
— Другое предположение интереснее, — сказал Данглар, махнувший оба стакана шампанского. — Она происходит от д'Англар, а Англар — от древнегерманского «Angil-hard».
— Переведите, старина.
— В слове «Angil» скрещиваются два корня — «меч» и «ангел». А «hard» переводится как «тяжелый, крепкий, стойкий».
— Выходит, вы стойкий Ангел-меченосец. Это гораздо красивее несчастного Первого Человека, в одиночестве машущего руками на горе. Страсбургскому собору не устоять против вашего Ангела-мстителя. К тому же собор закупорен.
— Неужели?
— Да. Драконом.
Адамберг посмотрел на часы. Оставалось пять часов и сорок четыре с половиной минуты полета. Он понял, что находится на правильном пути, но вряд ли продержится до конца. Ему никогда не приходилось говорить семь часов подряд.
Внезапно загорелось световое табло, и все его усилия пошли прахом.
— Что это? — встревожился Данглар.
— Пристегните ремень.
— Зачем?
— Воздушные ямы, ничего страшного. Нас может слегка тряхнуть, только и всего.
Адамберг воззвал к Первому Человеку, молясь, чтобы тряска оказалась минимальной. Но тот был занят другими делами и плевать хотел на его молитвы. Самолет то и дело нырял на несколько метров вниз. Даже самые опытные путешественники посерьезнели, стюардессы сели на откидные стульчики и пристегнули ремни, молодая женщина вскрикнула. Данглар закрыл глаза и часто задышал. Элен Фруасси с тревогой смотрела на него. Внезапно Адамберга посетило вдохновение, и он повернулся к сидевшей сзади Ретанкур.
— Лейтенант, — шепотом сказал он, просунув нос между сиденьями, — Данглар не справляется. Вы умеете делать усыпляющий массаж? Можете одурманить, обезболить, убить?
Ретанкур кивнула, и Адамберг даже не удивился.
— Все получится, если он не поймет, что это исходит от меня, — сказала она.
Адамберг кивнул.
— Данглар, — сказал он, беря заместителя за руку, — не открывайте глаза, сейчас вами займется стюардесса.
Он сделал знак Ретанкур, что можно начинать.
— Расстегните ему три пуговицы на рубашке, — велела она, отстегивая ремень.
Кончики ее пальцев заплясали по шее Данглара, как по клавиатуре рояля, массируя позвоночник и шею и замирая на висках. Фруасси и Адамберг наблюдали за волшебством, творившимся в содрогавшемся самолете, переводя взгляд с рук Ретанкур на лицо Данглара. Дыхание капитана замедлилось, черты лица разгладились, и через четверть часа он крепко заснул.
— Он принимал успокоительные? — спросила Ретанкур, убирая пальцы с затылка капитана.
— Тонну, — ответил Адамберг.
Ретанкур посмотрела на часы:
— Он, наверное, всю ночь не сомкнул глаз. Теперь проспит часа четыре, а когда проснется, мы будем над Ньюфаундлендом. Вид суши успокаивает.
Адамберг и Фруасси обменялись взглядами.
— Она меня завораживает, — прошептала Фруасси. — Для нее любовная неудача — все равно что букашка под ногами.
— Любовные неудачи, Фруасси, не букашки, а высокие стены. Нет ничего зазорного в том, что преодоление бывает тяжелым.
— Спасибо, — прошептала Фруасси.