— Мне пришлось убрать волосы, чтобы осмотреть отек, — пояснил Куртен, — так я и заметил деформацию. Тип лица тот же самый.
— Вы уверены, доктор?
— Я уверен, что это левое ухо было прооперировано и что шов сросся криво. Уверен, что на правом ухе никакой травмы не было, как на этих фотографиях. Я посмотрел на него из любопытства. Но он наверняка не единственный француз с изуродованным левым ухом. Понимаете? Хотя случай редкий. Обычно уши одинаково реагируют на операцию. Очень редко шрам образуется с одной стороны. Так было у Максима Леклерка. Больше я вам помочь ничем не могу.
— В то время ему было около девяноста семи лет. Глубокий старик. Совпадает?
Врач недоверчиво покачал головой.
— Это невозможно. Моему пациенту было не больше восьмидесяти пяти.
— Вы уверены? — удивился Адамберг.
— Абсолютно. Если бы старику было девяносто семь лет, я не оставил бы его одного с семью укусами в шею. Я бы сразу его госпитализировал.
— Максим Леклерк родился в девятьсот четвертом году, — настаивал Адамберг. — Он уже лет тридцать как был на пенсии.
— Нет, — повторил врач. — Нет и еще раз нет. На пятнадцать лет меньше.
Адамберг не стал заходить в собор, опасаясь увидеть застрявшую во вратах пыхтящую Несси, куда она по глупости забралась вместе с драконом, или рыбу из озера Пинк, протискивающуюся через высокое окно нефа.
Он остановился и провел ладонями по глазам. Ворошить листву в тенистых местах, рекомендовала Клементина, только так можно найти грибы правды. Сейчас он должен следовать за этим изуродованным ухом. Оно и впрямь слегка напоминает гриб. Он должен быть очень внимательным и не допустить, чтобы тяжелые мысли увели его в сторону от дороги. Но категорическое утверждение врача насчет возраста Максима Леклерка сбивало с толку. То же ухо, но другой возраст. Доктор Куртен определял возраст людей, а не призраков.
«Педантичность, педантичность и еще раз педантичность». При воспоминании о суперинтенданте Адамберг сжал кулаки и сел в поезд. Приехав на Восточный вокзал, он уже знал, кому позвонить, чтобы взять след.
XLVI
Священник в его деревне вставал с петухами, как говаривала в укор сыну мать Адамберга. Комиссар дождался половины девятого, раньше звонить восьмидесятилетнему кюре было неприлично. Он всегда напоминал большого охотничьего пса, караулящего дичь. Оставалось надеяться, что он все еще отправляет службу. Кюре Грегуар запоминал массу ненужных лично ему деталей: он не переставал удивляться разнообразию, привнесенному Творцом в мир. Комиссар представился по фамилии.
— Какой Адамберг? — спросил священник.
— Из твоих старых книг. Небесный жнец, который, устав от работы, бросил свой блестящий серп.
— Кинул, Жан-Батист, кинул, — поправил его священник, ничуть не удивившись звонку.
— Бросил.
— Кинул.
— Это неважно, Грегуар. Ты мне нужен. Я тебя не разбудил?
— Брось, сам знаешь, я встаю с петухами. А от стариков сон вообще бежит прочь. Дай мне минутку, я проверю. Ты посеял во мне сомнение.
Обеспокоенный Адамберг остался ждать у телефона. Неужели Грегуар утратил свою знаменитую чуткость? Он был известен тем, что, как локатор, улавливал малейшие проблемы любого прихожанина. От Грегуара никто ничего не мог скрыть.
— Бросил. Ты был прав, Жан-Батист, — разочарованно сказал священник, вернувшись к телефону. — Годы берут свое.
— Грегуар, ты помнишь судью? Сеньора?
— Снова он? — спросил Грегуар, и в его голосе прозвучал упрек.
— Он восстал из мертвых. Теперь я либо поймаю этого старого дьявола за рога, либо потеряю душу.
— Не говори так, Жан-Батист, — скомандовал священник, словно Адамберг все еще был ребенком. — Если Господь тебя услышит,…
— Грегуар, ты помнишь его уши?
— Хочешь сказать — левое ухо?
— Именно левое, — воскликнул Адамберг, беря карандаш. — Рассказывай.
— Нельзя злословить о мертвых, но с тем ухом что-то было не так. Правда это было не наказанием Господним, а врачебной ошибкой.
— Но Бог захотел, чтобы он родился с оттопыренными ушами.
— И наделил его красотой. Господь все делит по справедливости в этом мире, Жан-Батист.
Адамберг подумал, что Всевышний манкирует своими обязанностями и было бы очень неплохо, если бы всегда находились земные Жозетты, способные исправлять то, в чем Он напортачил.