Последние отзывы

  138  

Алек выругался, громко, цветисто, пытаясь избавиться от них. Джинни и Смайт уставились на него.

— Господи, что случилось? — встревожилась миссис Макграфф.

Джинни быстро выступила вперед:

— Его милость был болен. Но сейчас, очутившись дома, почувствует себя лучше.

— Вы приехали один? — осведомился Смайт, сопровождая их по винтовой лестнице на верхний этаж.

— Почему вы спрашиваете?

— Негодяи, убившие вашего управляющего, все еще скрываются в окрестностях. Говорят, целая шайка, милорд. Они могут быть опасны.

— Вы живете здесь, Смайт? А другие слуги?

Смайт, не переставая говорить о слугах, повреждениях, причиненных замку пожаром, увертках местного судьи, сэра Эдуарда Мортимера, распахнул двери хозяйских покоев.

— О Боже, — выдохнула Джинни, оглядывая роскошно обставленные апартаменты — огромную комнату, словно предназначенную для короля, с тяжелыми занавесями из золотой парчи, массивными темными стульями и диванами, пушистыми богатыми обюссоновскими коврами на полированных паркетных полах. В камине из дорогого датского кирпича горело приветливое пламя. Джинни подошла поближе, чтобы согреть руки, краем глаза наблюдая за Алеком. Он стоял посреди комнаты, неподвижно, словно чего-то ожидая, и выглядел при этом напряженным и измученным. Но, к счастью, эта комната не будила грустных или тревожных воспоминаний, не вызывала к жизни старую полузабытую боль. Алек продолжал стоять, застывший и неподвижный, но мозг ничего не будоражило.

— Слава Господу нашему, — пробормотал он вслух.

Была уже почти полночь, когда Джинни и Алек устроились в огромном кресле у камина. Алек притянул жену к себе на колени.

— Благодарение Богу, пожар едва не уничтожил только восточное крыло. Именно там жил мой управляющий, Арнолд Круиск. Тот, кто убил его, наверняка хотел убедиться, что Арнолд уже не встанет. Я говорил со многими слугами. Они не верят, что убийца или убийцы совершили поджог. Считают, что это скорее всего несчастный случай, говорят, что все в этом поместье слишком любят Грейндж, чтобы пытаться спалить его.

Алек вздохнул, откинул голову на кресло и закрыл глаза.

— В этой комнате ты в безопасности, правда?

Голос жены мгновенно вырвал его из полудремоты, и Алек снова встряхнулся:

— Ты заметила?

— Да. Те воспоминания, которые так ужасно ранили тебя, здесь оставили в покое.

Алек пристально разглядывал жену. Немного пугающе сознавать, что она знает его так хорошо и способна определить, что с ним происходит. Джинни сумела прекрасно обойтись с миссис Макграфф, Смайтом и остальными слугами, жившими в Грейндж. Они, кажется, даже не возражали против того, что Джинни — американка.

Алек не понимал, что именно очевидная тревога жены за него заставляет слуг выполнять любые его приказания.

— Ты ужасно смышленая, так ведь?

— Больше, чем вы представляете, милорд. Она осторожно коснулась губами его шеи.

— Попробуй сказать, что я не права. Тебе являются видения, но беда в том, что ты переживаешь ощущения, которые чувствовал во время того или иного происшествия. Невозможно постоянно испытывать боль прошлого, это ужасно несправедливо. Представляю, как мне было бы тяжело!

— Ты совершенно права. Это по меньшей мере неприятно.

— О Алек, ты просто мастер преуменьшать! Но мне кажется, ты самый лучший на свете человек, и я очень тебя люблю.

Не успело это неосторожное признание слететь с губ, как Джинни захлопнула рукой рот, но слова уже вылетели, и вернуть их назад не смог бы никто на свете. Джинни молча уставилась на Алека, подозрительно, испуганно, чувствуя, как колотится сердце.

Он улыбнулся, очень медленно и нежно, чуть отстранил от себя Джинни, сжал ладонями ее лицо и поцеловал. Дыхание его было теплым, отдающим сладким запахом кларета, который он пил за обедом Язык Алека коснулся ее губ, проник внутрь, и Джинни самозабвенно отдала свой рот, свое тело, всю себя. Огонь пробежал по жилам, когда их языки сплелись в чувственном танце, невыносимый жар медленно заливал ее, собираясь в потаенной расщелине между ног, обжигая томительной болью.

— Алек, — пробормотала она, приникая губами к его губам.

— Ты никогда раньше не говорила, что любишь меня?

— Нет. Я сама не понимала этого. И потом, боялась сказать.

Его руки ласкали ее груди, язык лизал кончики губ, зубы чуть прикусывали розовые бутоны сосков.

— Как ты могла бояться? Ты — моя жена.

  138