104 
— Служить клялся, княже, а не предавать! Не отворю ворота. Не дозволю поганым город отчий осквернить!
— Ты кому перечишь? Князю своему перечишь?
Бум-м! — очередной камень взметнулся к зениту, после чего разогнался по крутой траектории, стукнулся в ворота и отскочил в ров, подняв кучу брызг. И снова люди услышали зловещий треск ломающегося дерева.
— Торопись, князь! — проскрипел византиец.
— Не воевода ты отныне в Муроме! — решительно махнул рукой правитель. — Не надобно мне такого воеводы. Вот ты, ты отныне воеводой станешь. Тебя, истребителя поганых, воеводой города назначаю!
Середин с огромным изумлением увидел направленный ему в грудь указательный палец, украшенный перстнем с крупным изумрудом.
— Я? — удивился Олег. — Какой из меня воевода? Не занимался я никогда таким делом.
— Прикажи отворить ворота, воин, — зловеще проскрипел монах. — Отвори ворота, дабы вышел навстречу неверным крестный ход с именем Христовым на устах.
— Ворота… — Ведун повернулся к катапульте, облизнул мгновенно пересохшие губы. — Ворота… Вон те ворота, с деревянным теремом, через которые я в город вошел, как называются?
— Ростовскими.
— Иди туда со своими монахами, священник. Готовь иконы и знамена свои. Я пошлю гонца, чтобы привратники открыли ворота и опустили мост, как только вы будете готовы.
— Что? — странным, осипшим голосом проговорил Дубовей. — Как? Ты, ты город хазарам отдаешь? Ты, змея подколодная, крыса вонючая, ты… Ты, выродок собачьего племени! Как ты можешь, купец? Как ты можешь свершить подобное, тварь безродная? Ты…
Воин стиснул кулаки с такой силой, что даже костяшки побелели.
— Все сказал? — сухо поинтересовался ведун. — Тогда собирай всех своих варягов, сажай на коней и подводи сюда. Когда через Ростовские ворота выйдет крестный ход, хазары со всех сторон ринутся его рубить. Соответственно, отсюда отхлынут. В этот момент мы опустим мост, ты со своей полусотней вылетишь вперед, прорвешься к катапульте, вырубишь охрану, мастеров, вообще всех двуногих. Веревки все порубай, корзины. В общем, развали ее к лешему. Главное — мастеров всех перебить. Без них ее не восстановят.
— Да! — на глазах расцвел Дубовей. — Да! Я знал, знал, что ты наш, свой. Сделаю, все сделаю, брат!
Воин хлопнул его со всей силы по плечам, помчался вниз по лестнице.
— Ты думаешь, им удастся прорваться, купец? — подошел ближе князь, взглянул вниз. — Поганых слишком много.
— Если крестный ход оттянет на себя силы, вполне может получиться, — пожал плечами Олег. — Главное — успеть закрыть за ними ворота.
— Как смеешь ты, язычник, деянием и именем Господним пользоваться для своих грязных целей?! Детей Христовых под мечи неверных посылать, на кровь и муку, и планы свои темные на их костях строить?!
Скрипучий голос заставил Олега болезненно поморщиться. Вздохнув, он повернулся к Кариманиду, выхватил саблю. Монах мгновенно замолк.
— Спокойнее, папаша. — Середин поцеловал саблю и вогнал ее обратно в ножны. — Насколько я помню, никакого кровопролития не предполагалось? Хазары должны были разбежаться от одного вашего вида. Так идите и побеждайте! Я не собираюсь отнимать ваши лавры, мне вполне хватит одной уничтоженной катапульты.
Камнеметалка, легка на помине, снова хлопнула отбойником — серый валун прошелестел в воздухе и врезался в стену рядом с воротами, застучав каменными осколками по воде и растущим во рву камышам.
— А ты, ты, сын мой, — укоризненно покачал головой монах, глядя на князя. — Как ты мог допустить позорище такое.
— Что за наезды, папаша? — не утерпев, вмешался ведун. — Князь тебе поверил, он знал, что никто не пострадает. В чем ты хочешь его попрекнуть?
— Не изрекай слов нечестивых языком своим поганым, гнусный язычник! — Ткнул в Олега пальцем византиец. — Не тебе вмешиваться в разговор истинно верующих христиан.
У Середина появилось чисто мальчишеское желание укусить монаха за тощий палец, и он, от греха, отвернулся.
— Сын мой, князь. У тебя есть право доказать искренность веры своей, доверие в промысел Божий. Иди с нами, отвори ворота…
На башню, тяжело пыхтя, поднялись трое ратников, волокущих бочонок ведер на десять. За ними еще трое притащили второй бочонок, четверо приволокли большие охапки факелов, каких-то странных деревянных лопат, один держал горящий факел. Не дожидаясь команды, воины выбили дно одного из бочонков, лопатами принялись вычерпывать черную жижу, с размахом плескать вниз — так, чтобы она перелетела ров и попала на вязанки хвороста. Со второй бочки вниз швыряли белый крупитчатый состав, принадлежность которого ведун определить не смог. Одновременно остальные ратники разжигали факелы, тоже скидывали на фашины. Хазары прекратили возить вязанки, защелкали луками, забрасывая площадку таким шквалом стрел, что вокруг поднялся дробный стук, словно над барабаном опрокинули кастрюлю гаек — и все сыпали, сыпали… Ведун, который все равно ничего не делал, прижался к одному из зубцов, а вот среди ратников тут же появились раненые, один защитник города рухнул на пол со стрелой во лбу.
104 
