97 
— Здрав будь, княже, — поклонился ему Олег.
— И ты здрав будь, гость дорогой, — склонил набок голову правитель княжества. — Однако же не похож ты на богатыря.
— А я и не претендую, — пожал плечами ведун.
— Разве не ты, сказывали, в одиночку десяток хазар и еще половину на тракте Ростовском положил?
— Я.
— Поверить зело трудно, — покачал головой князь. — Что скажешь, Дубовей?
— Милостью богов отважный воин может поганых и поболее сокрушить.
— Ох, воевода, — вздохнул князь. — Милость богов редко обращается к тем, в ком нет доблести и силы богатырской.
— Не иначе как темным бесовским попущением случилось деяние сие, — скрипучим голосом вмешался в разговор худощавый монах. — Колдовством черным разит от неестественного события.
— Уж кто бы говорил, — не удержавшись, буркнул себе под нос Олег.
— А хоть бы и так, уважаемый Кариманид, — скривился воевода. — Все, что на гибель поганых нацелено, для людей благость.
— Спасая тело земное, душу бессмертную сгубить легко за мгновение, — возразил монах. — А ты, князь Гавриил, не приближался бы к чародею сему, дабы бесы его на тебя перенестись не смогли.
— Ты преувеличиваешь, отче, — оглянулся на монаха князь. — Не всякая доблесть есть колдовство. Бывают и просто богатыри на земле русской. Все тебе дьявольские силы везде мерещатся…
Спохватившись, князь раздраженно сплюнул и перекрестился.
«Гавриил — имя из святцев, еврейское, — мысленно отметил Олег. — Да еще это „отче“… Похоже, византийские проповедники уже успели устроить здесь себе основательное логово».
Ему сразу остро захотелось в Новгород.
— О душе нужно в первую очередь думать, князь, — проскрипел Кариманид. — Все преходяще, лишь душа вечна.
— Добыча купца во дворе сложена, княже, — неожиданно встрял в разговор приведший Олега ратник.
— Во дворе? — встрепенулся правитель. — Ну-ка. Дубовей, пойдем, посмотрим, о чем спор идет.
Оставив в горнице, к великому облегчению ведуна, всех трех монахов, мужчины спустились вниз, обступили сваленную на земле груду оружия.
— Ну, ты смотри! — восхитился воевода, наугад вытаскивая из кучи тяжелый меч. — И вправду хазарам досталось. Так просто добрые клинки не отдают.
— Коней, похоже, подворники увели, — не удержался от хвастовства Середин. — Половину я крестьянам местным подарил, а половину с собой пригнал.
— Были кони, княже, — немедленно подтвердил ратник. — Мы гнать помогали. Почитай, полтора десятка будет.
— Да что там полтора десятка, — подойдя ближе, высказался один из плечистых воинов. — Вот, помню, пошел я с Любавой своей на закат у реки полюбоваться. А тут, откуда ни возьмись, половцы. Воев тридцать, не менее. А у меня, как назло, ни меча, ни ножа, ни палицы любимой с собой нет. Ну, огляделся я по сторонам, березку увидел молоденькую. Хвать ее у комелька, из земли выдернул, за макушку перехватил, и ну поганых махать. По коню попаду — конь долой, по всаднику попаду — всадник долой.
— Помню-помню, Святослав, — кивнул ратник. — А потом подъехал воевода Дубовей с полусотней варягов и вырезал их всех до последнего.
Все дружно захохотали.
— Да я и сам бы их всех! — попытался оправдаться богатырь, но его выступление было безнадежно испорчено.
— Ничего, — скромно пожал плечами Олег. — От меня тоже один ушел.
Мужчины засмеялись снова, но куда более обидно для Святослава.
— Вот как? — насупился тот. — А ну, давай биться тогда. Прямо сейчас, здесь. На кулаках. Биться станем, расходись!
— На ложках давай, — покачал головой Олег. — На ложках согласен.
— Это как?
— Мелок у меня есть, заговоренный. До кого им дотронешься, у того сразу живот слабит. На целый день. Я им кончики ложек мазну, и мы биться станем, кто до кого раньше дотронется.
— То нечестный бой, — замотал головой богатырь. — Не по правде это!
— Не по правде таким кулаком, как у тебя, по голове получать, — ответил Олег. — У меня голова для другого….
— Хазары!!! — закричали с крыши детинца.
Все разговоры мгновенно оборвались, люди подняли глаза к небу, словно ожидали увидеть врагов именно там. Князь спохватился первым:
— Коня мне!
— Коня! — хором повторил воевода.
Середин побежал в конюшню, пробежал по среднему проходу и быстро нашел свою гнедую, лениво пережевывающую сено. Расседлывать ее никто не стал, поэтому ведун просто натянул подпруги и запрыгнул на спину.
97 
