37 
– Но если эта возможность упомянута в пророчестве, значит, шанс на победу все-таки есть?
– Мы не можем рисковать существованием последнего центра цивилизации ради призрачного шанса, – сухо ответил Великий. – Поэтому для начала позаботимся о себе. Все.
Он резко развернулся и ушел в сторону кухни.
Москва, Большая Академическая улица.
14 сентября 1995 года. 19:45
– Где ты бы… – начала Марина Метелкина, открывая дверь и осеклась, увидев огромный букет алых роз. – Это откуда, почему?
– Я просто подумал, что уже целую вечность не дарил тебе цветов, – пожал плечами Пустынник, протянул женщине букет, наклонился и чмокнул ее в щеку. – Да, и кстати… – Он сунул руку в карман, отмерил наугад пачку денег, вытащил и протянул ей. – Вот, ты говорила, купить что-то надо.
– А-а… Откуда? – совершенно обалдевшая супруга уставилась в россыпь десятитысячных бумажек.
– Я наконец-то запатентовал способ ультразвуковой трамбовки стали, – уверенным тоном ляпнул Пустынник, – над которым работал последний год. Оформляю документы по применению его в Европе и Америке. Они по тысяче долларов в неделю платить обещают. Завтра еще дадут. Вот возьми. Там вино, фрукты. Да, видеокассет я нашему мальчишке несколько купил. Пусть посмотрит.
Маг всучил сумку с едой Марине, вторую сунул под вешалку, а сам повернул в ванную, включил воду, ополоснул лицо.
– Подожди, – прошла следом супруга Анатолия Метелкина. – А это надолго?
– Навсегда. – Пустынник вытерся, протиснулся мимо женщины, заглянул в комнату. Там выхрастый мальчишка уже совал в видик новую кассету. Имени его вспомнить никак не удавалось, а потому двойник главы семьи решил отпрыска не отвлекать, повернулся к жене: – Небось, не ели без меня? Ну, так давайте садиться. Штопор где?
– Подожди, – никак не могла прийти в себя жена. – А за что тебе будут столько платить?
– За то, что я придумал новый способ обработки стали, – пожал плечами маг.
– И сколько?
– Вообще-то, сколько захочу, – усмехнулся Пустынник. – Ты цветы-то в вазу поставь. Или не нравятся?
– Ой, конечно, нравятся, – спохватилась женщина. – Какая прелесть! Спасибо, Толя.
Она чмокнула мага в щеку, побежала на кухню, но минутой спустя высунулась снова:
– А-а…
– Сколько угодно, – кивнул Пустынник. – Построим дачу вместо времянки, баню построим, машину поменяем, мебель, квартиру. Все, что хочешь. Можешь тратить сколько угодно, мне еще дадут.
– А я? – оглянулся от телевизора мальчишка.
– И ты, – спокойно согласился маг.
– А тебе об учебе, а не о деньгах думать нужно, – моментально отреагировала женщина. – Пойдем, Толя, я тут салат сделала и сосиски сварила. Мясо вечером пожарю, хорошо?
Неожиданно Пустынник вспомнил, где обычно в этом доме хранится штопор, – открыл бар, достал деревянную полоску с торчащей в сторону хромированной проволочной спиралью, пару хрустальных фужеров на тонкой ножке, пошел на кухню.
Розы уже возвышались в вазе, затеняя половину стола. Салат из огурцов с помидорами горкой лежал в пластиковой миске, в эмалированной кастрюльке плавали пять сосисок, на сковородке на плите дожаривалась картошка. Маг покачал головой, но укорять женщину не стал, быстро вогнал штопор в пробку бутылки, выдернул и наполнил бокалы. Поднял свой, взглянул на женщину сквозь розовый полупрозрачный напиток:
– За тебя, моя любимая, за тебя. Если бы не ты, моя хорошая, я бы не смог добиться ничего. Ты самая лучшая из всех. Ты самая красивая, самая ласковая, добрая и терпеливая. Даже не представляю, как бы я без тебя жил, родная моя.
– Я? – словно не поверила своим ушам Марина. Потом подняла глаза на розы, прикоснулась ладонью к одному из бутонов. – Какая красота. Не ждала.
– Должна была ждать, – улыбнулся Пустынник. – Ведь ты же знаешь, что я люблю тебя и ради тебя готов на все. Я обещал тебе, что в нашей жизни все будет хорошо, и теперь я смогу свое обещание выполнить.
– Какой-то ты сегодня, Толя… – покачала она головой, беря в руки бокал с вином, – не такой…
– Просто самое тяжелое у нас теперь позади, – пожал плечами маг. – Я могу больше не думать о работе и деньгах. Теперь я стану думать и помнить только о тебе.
– Правда? – Марина прикоснулась пальцем к уголку глаза, словно хотела согнать оттуда непрошеную слезу. – Ты говоришь правду?
– Конечно, любимая, – кивнул Пустынник и еще раз приподнял фужер. – За тебя.
37 
