92 
— Но зачем было убивать?! — сглотнул боярин Выродков. — Мы и так это поняли.
— Все равно это был никчемный раб, — отмахнулся татарин. — Кривой, неуклюжий. Его, растить — только корм переводить напрасно. Даже самый глупый покупатель янычар не дал бы за него и медной монеты. Али, добавь нам еще кумыса.
Андрей закрыл глаза, мысленно повторил: «Толерантность. Это не двадцать первый, это шестнадцатый век. Гиляз-бек не желал зла, не наносил оскорблений. Для него это была всего лишь говорящая вещь. Простая дешевая безделушка. Он сломал ее, чтобы подкрепить свои доводы. Всего лишь вещь. Вещь…»
Он вдохнул, выдохнул.
«Толерантность…»
Открыл глаза, протянул руку, взял еще немного кураги, положил в рот и, быстро прожевав, заговорил:
— Но что бы ни говорил Иван Григорьевич, я считаю, что главную силу османам дают не янычары, а хорошие дальнобойные пушки. Турки повадились возить их с собой, в сражениях секут ими вражеские войска, во время осады ломают ими вражеские стены.
— Я слышал, — небрежно отмахнулся хан. — Мыслю, сие все пустое баловство. Луки бьют чуть не вдвое дальше жребия, а маленькие камушки не причинят вреда хорошо сложенной крепости.
— Это пока они каменные, — тихо заметил Зверев. — Когда их начнут отливать из чугуна и свинца, они полетят на-амного дальше, а бить станут куда страшнее.
— Одно меня удивляет, уважаемые, — приложился к кумысу Гиляз-бек. — Коли вы про империю великого Сулеймана, про обычаи его так хорошо все ведаете, отчего истинную веру посейчас не выбрали? Отчего в неверных остаетесь?
— Покушать я вкусно люблю, выпить, закусить, — флегматично ответил князь. — А у вас того нельзя, этого нельзя. Свинину не ешь, вина не пей. На что мне такая вера?
— Ай, свинья! — Хана аж передернуло. — Грязная тварь! Ты хоть видел, что она жрет, уважаемый? Всякие помои, тухлятину, мусор, грязь, да и сама… Рази такое мясо в рот полезет? А что до вина… — Он в два глотка осушил пиалу и отвел в сторону: — Али!
Слуга обошел возвышение, на котором восседал хозяин, достал из-за него глиняный кувшин с узким горлышком, налил в пиалу прозрачной, чуть желтоватой жидкости, пахнущей абрикосами.
— Великий пророк Мухаммед говорил, что в первой капле вина таится дьявол, — с улыбкой сообщил Гиляз-бек. — Посему правоверный мусульманин всегда может сделать так… — Он наклонил пиалу и пролил на возвышение несколько капель. — После чего спокойно пить то, что не принадлежит нечистому.
Хан осушил пиалу, причмокнул, опять отвел руку в сторону, подождал, пока вино вновь наполнит пиалу, после чего разрешил:
— Али, налей и моим гостям. Я хочу выпить за мудрость, кому бы она ни принадлежала.
Вино было приторно сладким и не очень крепким, но попало в почти пустой желудок, а потому быстро ударило в голову. УАндрея на душе стало чуть легче.
— Однако, уважаемые, я чую запах мяса. Да и темно тут стало. Идем на улицу.
Вне юрты, как оказалось, тоже начало смеркаться. Правда, тут полыхали семь костров, в которые шустрые рабы, подбегая, то и дело подбрасывали толстые полешки. В двух котлах пробулькивала каша, от которой шел густой мясной дух, еще над четырьмя на вертелах жарились бараны целиком, вокруг одного с заунывным пением водили хоровод одиннадцать девушек, четыре из которых были обнаженными, а семь — в длинных полотняных рубахах. Костры горели полукругом, в центре находился усыпанный подушками и накрытый ковром помост высотой около локтя. Хан не спеша поднялся на него, сел, поджав под себя ноги и положив руки на колени. Оглянулся на гостей, кивнул. Зверев и Выродков поднялись и сели рядом, чуть повернувшись к нему.
— Али, — произнес Гиляз-бек. Слуга подошел к одному из костров, пнул вращающего вертел невольника и склонился над бараньей тушей. Покачал головой, отступил к котлу, кивнул, зачерпнул пиалой немного каши, отнес к помосту и, склонив голову, подал хану. Тот запустил в варево три пальца, переложил немного в рот, качнул головой. Слуга махнул рукой — тут же, побросав вертела, рабы метнулись к одному котлу, взялись за края, отнесли на пару шагов, опустили на землю. Точно так же сняли второй котел — и разбежались на рабочие места.
С татарской стороны к одному из котлов цепочкой потянулись воины, зачерпывая кашу и возвращаясь на место. Боярин сделал знак своим холопам — те направились к другой емкости с ложками. Следом за слугами Выродкова догадались двинуться и княжеские ребята. Андрей облегченно перевел дух. Могли ведь и не решиться.
92 
