— Да, конечно. — Андрей хлопнул в ладоши: — Эй, кто там есть?! Княгиню позовите!
Полина появилась спустя четверть часа: в парчовом платье, с жемчужной понизью вместо кокошника, с широким серебряным оплечьем, усыпанным самоцветами, с перстнями на пальцах. Склонила голову:
— Звал, батюшка?
— Никита Андреевич хотел тебя за угощение поблагодарить, дорогая.
— Да, княгиня, это очень, очень вкусно! — подпрыгнул боярин.
— Да чем же тут потчеваться? Сейчас велю горячего принести! — улыбнулась она, посмотрела на мужа. Боярин Терпигорев тоже скосился на князя. Неловкая пауза затягивалась.
— Не разделишь ли трапезу с нами, матушка? — спохватился Зверев. — Стол без хозяйки пуст!
— Благодарствую, батюшка. Дозволь и холопов гостя нашего позвать, что тяготы пути с ним разделяли?
— Всех зови. Радость у нас в доме, гость приехал!
В считанные минуты трапезная наполнилась людьми, шумом, движением. Холопы, которые в полной мере делили с хозяином все тяготы пути, теперь могли разделить и угощение. Хозяйка челядь свою позвала. Какой может быть праздник, коли веселиться некому? Чем больше народу, тем и лучше. На Руси, если гостей за столом мало казалось, даже в княжьем доме бродяжку сирого и убогого могли за общий стол посадить. Пусть «внизу», пусть на самом краю — но все равно соседством не брезговали.
— Други мои, — поднялся Андрей. — Предлагаю выпить за нового друга моего, за славного боярина Никиту Андреевича.
— Любо, любо! — дружно подхватили холопы, хватаясь за кубки.
После того, как все выпили и немного перекусили, гость подозвал одного из холопов:
— Архип, давай… — Получив из рук слуги полотняный сверток, боярин откинул его края, вынул сверток уже бархатный, встал, повернулся к Звереву: — Тебя, Андрей Васильевич, князь Сакульский, государь жалует саблей булатной и повелевает немедля выступить вместе с ханом Шиг-Алеем в поход на бесчестных соседей наших, на орден Ливонский!
— Любо-о! — опять завопили холопы. — Любо князю! Слава, слава! Любо!
Андрей развел края тряпицы. Там лежал действительно царский подарок: сабля с рукоятью, увенчанной большущим изумрудом, со сверкающим позолотой эфесом, накладками из слоновой кости и ножнами, оправленными серебром и усыпанными самоцветами.
— За государя нашего, — вскинул наградное оружие князь. — За государя выпьем!
Сперва гости дружно пили за государя, потом за князя, потом за царский подарок и царскую милость. Лишь после этого Зверев спросил:
— Кем меня посылает государь к хану? Много ли детей боярских под мою руку дает?
— Воеводой Большого полка, княже, — рассмеялся боярин. — Великая честь. А сколько рати даст, не ведаю. Узнаешь у Бежаниц. Сбор ратям назначен там.
Иоанн не дал Андрею ни единого бойца! Зверев действительно был назначен воеводой Большого полка — да только самого полка в лихой татарской орде просто не существовало. Татары шли сотнями за своим ханом и повелителем, ханом Шиг-Алеем, бывшим властителем Казани, а ныне вассалом московского государя. Воевода оказался при армии лицом чисто декоративным — заместитель без права отдавать приказы, адмирал без флота, обычный посторонний наблюдатель. Имея при себе всего десяток взятых из Москвы холопов, много не навоюешь.
Нет, Иоанн не издевался над князем, он действительно вознаградил Андрея Васильевича достойно и щедро. Ведь как воевода он имел право на изрядную долю добычи. Князь Сакульский сходит в поход, посидит в шатре, попивая вино, послушает, как хан раздает приказы своим нукерам, с безопасного расстояния полюбуется на схватки — и станет заметно богаче. Только и всего.
Рать неспешно двигалась по широкому утоптанному тракту. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась степная конница: стеганые халаты, мохнатые шапки, круглые щиты и саадаки на крупах лошадей, копья у стремян. Холопы тоже ехали с рогатинами, при оружий — но без брони. Земли еще псковские, до Печор три перехода — чего бояться?
Несмотря на середину сентября, леса вокруг уже облетели и просматривались на сотни саженей в глубину. Влажные от дождей поля почернели, трава на заставленных копнами лугах подгнила и полегла. Деревни, мимо которых шло войско, стояли пустыми. Татары, хоть и были ныне союзниками, репутацию все едино имели дурную. Колонна прошла мимо одинокого хутора, огороженного не частоколом, а плотной жердяной стеной. Полуоткрытые, перекошенные створки ворот, за ними — бельмо затянутого пузырем окна. Чуть в стороне чернела крыша хлева, чердак которого плотно был забит коричневым сеном.