— В пятницу ночью? — переспросила Барбара. — И он никуда не выходил? Даже на время? Нет? А может, он говорил, что пойдет повидаться с кем-нибудь из друзей? Или даже поужинать со старым другом?
— Я знаю, что мой муж был со мной. Как вы думаете, могу я, жена, перепутать такое? — требовательно спросила Юмн. — Он был здесь. Со мной. В этом самом доме. В пятницу ночью.
Блеск! — подумала Барбара. Лучшего свидетельства виновности этого азиата она и желать не могла.
Глава 26
Голоса все время звучали в голове, и с этим ничего нельзя было поделать. Они, казалось, проникали отовсюду. Сначала Муханнад размышлял о том, что нужно будет сделать после того, как голоса смолкнут, если, конечно ему удастся их заглушить, а когда понял, что вряд ли сможет, если только не убьет себя — чего он, разумеется, не хотел, — то решил, что ему лучше всего отложить исполнение своих планов.
Рохлайн позвонил на горчичную фабрику сразу же после того, как эта сучка из Скотленд-Ярда вышла из ворот склада в Паркестоне.
— Abort,[60] Малик, — произнес он. Это означало, что новую партию товара — она прибывала именно сегодня и обещала им прибыль не менее двадцати тысяч фунтов, если, конечно, подсуетиться и организовать дело так, чтобы работяги трудились как можно дольше, а не драпали при первой же возможности, — не получится встретить в порту; соответственно, не удастся сформировать новые группы и послать их к кентским фермерам, которые уже внесли согласованную предоплату.
Вместо этого товар сразу по прибытии предстоит реализовать, то есть отпустить на все четыре стороны, и пусть они самостоятельно добираются до Лондона или любого другого города, в котором могут спрятаться и затеряться. И если их по пути не сцапает полиция, то они растворятся среди населения и будут помалкивать в тряпочку, каким образом им удалось проникнуть в эту страну. Да и зачем болтать, если это приведет только к депортации. А что касается тех, кто уже вывезен куда-то на работы, пусть заботятся о себе сами. Когда никто не приедет за ними, чтобы отвезти их обратно, они сами поймут что к чему.
«Abort» означало, что Рохлайн уже едет в Гамбург. А еще — что все бумаги, связанные с иммиграционными делами компании «Поездки по всему свету», загрузили в машинку для уничтожения ненужных документов. Сам он должен действовать быстро и решительно, не дожидаясь, пока мир — как это уже не раз случалось за те двадцать шесть лет, что он живет на свете, — обрушится на него всей своей тяжестью.
Муханнад уехал с фабрики. Поехал домой. Начал приводить свой план в действие. Слава богу, Хайтам мертв, а Кумар не заговорит даже под пытками. Раскроет рот — немедленная депортация, а уж этого Кумар никак не хотел, особенно теперь, когда его главный защитник убит.
И еще эта идиотка Юмн — безобразная корова, которую он должен называть женой — затеяла скандал с его матерью. А ведь в этом есть божий промысел: если бы не скандал, он не узнал бы правду о Салах.
Он проклинал ее, свою подлую сестру. Это она его довела! А чего еще она ожидала, когда повела себя с этим европейцем как шлюха? Прощения? Понимания? Вседозволенности? Чего? Она позволила этим рукам — грязным, развратным, порочным, отвратительным — касаться своего тела. Она лежала под деревом на голой земле с этим Шоу, куском дерьма, и ожидала, что он — ее брат, старший брат, ее господин — закроет на это глаза? Заткнет уши, слыша, как они дышат и стонут, прильнув друг к другу? Будет спокойно смотреть, как его рука приподнимает ее ночную рубашку и крадется все выше и выше?
Не владея собой, он сгреб ее. Да, именно сгреб и притащил в дом. Да… и он овладел ею, потому что она заслужила это, заслужила, чтобы именно так с ней и поступали, потому что она была шлюхой, а главное, потому, что она должна была заплатить за это, как платят все шлюхи. А раз так, то одной ночи было недостаточно, чтобы внушить ей, кто является истинным хозяином ее судьбы. Одно мое слово — и ты мертва, говорил он ей. И ему даже не пришлось заглушать ее крики, закрывая рот ладонью. Она молчала, знала, что должна платить за свой грех.
Как только Юмн сообщила ему новость, он поехал на поиски сестры. Ему до смерти не хотелось этого делать, но найти ее было необходимо. Глаза резало, словно под веками был песок, сердце колотилось, а голове неумолчно звучали голоса: «Abort, Малик… Чем я заслужила, что ко мне относятся, собаке?.. Сын мой, у нее совершенно необузданный нрав. У нее нет чувства… Приезжала полиция, чтобы произвести обыск на фабрике. Они интересовались вами… Abort, Малик… Посмотри на меня, Муни. Посмотри, что твоя мать… До того, как я узнал об этом, она уже разрушила все планы. Я не могу понять, почему… Abort, Малик… Добродетельная девственница, любимица твоего папаши… Аборт… Девственница? Она девственница? Подожди, через несколько недель она уже не сможет скрыть правду под своей… Они не сказали, что ищут. Но у них был ордер. Я сам его видел… Твоя сестрица беременна… Abort. Аборт…»