Особенно,... 
108 
– А-а-а… – захрипел колдун от внезапной резкой боли внутри, чуть привстал и тут же, повинуясь обычному животному инстинкту, сложился пополам. – А-а-а… – Волна давно позабытой, присущей только смертным, боли захлестнула сознание, мешая понять, что происходит, быстро найти спасительный защитный наговор. – А-а-а… – Он прижал руки к животу, тут же отдернул, ощутив новую волну боли, поднес к глазам и увидел, как разъедаемая кислотой плоть лохмотьями отваливается с костей.
– И-а-а-а-а-а!!! – поднеся скрюченные пальцы ко рту, завизжала секретарша.
Аркадий Давыдович вытянул к ней руки, попытался что-то пробормотать, но задохнулся на полуслове и рухнул набок. Его желудок еще продолжал работать, выделяя все новые и новые порции кислоты – но места для души в растекающейся плоти уже не оставалось.
В эти самые минуты за семьсот километров от него Пустынник зевнул и хлопнул ладонью по глазам застывшую перед ним женщину в бигудях.
– …неделю не можешь отвезти сахар на дачу. Ты его даже не купил!
– Марина, у меня была напряженная неделя, – устало опустился обратно в кресло колдун.
– Что, не нашлось десяти минут купить мешок песка и кинуть его в багажник?
– Если это так важно, купила бы сама.
– Что, на горбу тащить?
– Взяла бы такси.
– А до машины волочь?
– Заплатила бы таксисту, он бы кинул в багажник.
– А потом куда?
– Заплатила бы, он бы отвез на дачу, выгрузил и привез тебя назад.
– Отвез, привез. Ты хоть помнишь, что у сарая стена отошла и его нужно ремонтировать?
– У нас куча денег. Найми рабочих, пусть сделают.
– Они сделают! За ними глаз да глаз нужен. А кто следить станет?
– Найми прораба, пусть следит.
– Вот именно! Тот пусть следит, этот пусть делает. Сам палец о палец ударить не желаешь!
– Все, хватит! – вскочил Пустынник и со всей силы жахнул кулаком о дверцу шкафа. – Хватит! Что с тобой, женщина?! Я покупал тебе цветы и носил на руках, я водил тебя в театры, дарил платья и драгоценности, я освободил тебя от работы и посвящал тебе все свободное время. Я добивался для тебя оргазма три раза в день, я водил тебя в рестораны и заказывал на дом готовую еду. Я засыпал тебя деньгами. Я сделал для тебя все! Ответь же мне, женщина: почему ты не хочешь быть счастливой?! Прошло всего девять дней: где твоя радость? Где твое счастье? Где оно?!
– Счастье! – фыркнула Марина. – Тебе хорошо о счастье мечтать на всем готовеньком. А у меня каждый день голова болит: что тебе надеть, чем тебя кормить, белье в машину постирать сунуть, высушить, погладить. То надо, это, как белка в колесе! И ты тут вечно развалишься. Только и мыслей, как меня полапать. Никакой помощи не дождешься. Ты уже столько времени на деньгах сидишь, а до сих пор машину поменять не удосужился! Перед соседями стыдно, на чем в твой театр ездить приходится.
Пустынник кивнул, обвел комнату глазами.
Все, это жилье больше не напоминало родник с чистой, щедро бьющей энергией. Это была черная, глубокая и вонючая яма, способная сама досуха высосать кого угодно. Колдун подбросил вверх пробку от графина, поймал и направился к двери.
– Толя, ты куда? – с неожиданной тревогой окликнула его женщина.
– Я занят, – отрезал маг и захлопнул за собой дверь.
Усевшись во дворе в машину, он открыл оба окна, чтобы избавиться от сладковато-въедливого запаха невидимого посторонним соседа, завел двигатель и, не прогревая его, выкатился на Большую Академическую улицу. Вскоре маг уже вывернул из города на север.
За пределами столицы Пустынник снизил скорость, вглядываясь в указатели, и, заметив табличку «Городская свалка», повернул вслед за «Камазом» с мусорным контейнером вместо кузова.
Свалкой оказалась огромная, высотой с пятиэтажный дом, и уходящая вдаль вонючая гора с торчащими из склонов бумажками, тряпками, ножками стульев и глянцевыми боками старых газовых плит. От узкой асфальтированной дороги ее отделял бетонный забор, покрашенный в жизнерадостный голубой цвет. На въезде стоял шлагбаум, в обитой старой вагонкой будочке сидел охранник в черной форме с нашивками в виде оскаленной кошачьей морды. Колдун притормозил рядом, вышел из машины. Охранник тоже распахнул дверцу, выглянул:
– Чего надо?
– Клошары на свалке есть?
– Кто?
– Ну, нищие, бездомные, бродяги. Асоциальный элемент, грязь человеческая.
– Ты чего, журналист?
108 
