70 
– Вратарь падает, не доставая мяча, ворота пусты. Успеют ли зенитовцы воспользоваться таким уникальным шансом? – взревел в телевизоре комментатор.
– Проклятье! – Махнув «лапой» гостю по лицу и сорвав с него нос, Испанец перепрыгнул шезлонг, остановился перед экраном.
– Удар! Штанга! Еще удар… На два метра выше ворот! Какое потрясение для болельщиков!
– Идиоты!!! – схватился за голову колдун и тут же получил страшный пинок в спину, от которого перелетел невысокую стеночку и рухнул в пруд, едва не выплеснув наружу его величавых обитателей. – И этот еще тут…
Испанец поднялся и тут же упал обратно, уворачиваясь от смертоносного удара: мертвец завладел «тигровой лапой» и, даром что безглазый, действовал ею вполне уверенно.
– Кто ты такой? Кто тебя послал? – отплевывая воду, поинтересовался Испанец, выбираясь из прудика на другую сторону. – Кто тебе нужен?
– Альварадо Педро… – неожиданно соизволил ответить мертвец.
– Глупый вопрос, – укорил себя колдун. – Как будто непонятно, к кому он пришел.
Мертвец, вместо того чтобы обогнуть крохотный прудик по газону с фиалками, перешагнул бортик и, расплескивая воду, направился к хозяину дома. Рыбки моментально всплыли кверху брюхом, словно глотнули цианистого калия.
– Ну, какой паразит, – возмутился Испанец. – Сад истоптал, невольницу почти угробил, теперь рыбок потравил! Ладно, давай сделаем иначе, тупая мертвечина. Я здесь. Иди сюда. Тебе нужен Альварадо Педро? Я здесь.
– Я здесь! – заревел в ответ мертвец, ускоряя шаг.
– Правильно, – согласился Испанец, отступая к ведущим в дом раздвижным дверям. – Я здесь. Альварадо Педро.
– Альварадо Педро, – эхом повторил мертвец, следуя за хозяином дома.
Колдун, поминутно оглядываясь на гостя, остановился перед кабинетом, быстро настучал шифр на кодовом замке, повернул ручку. Мертвец, оставляя влажные следы на драгоценных персидских коврах, которыми был выстелен коридор, торопился следом. Время от времени он разрывал воздух перед собой трехзубым оружием.
– Альварадо Педро… – позвал за собой гостя Испанец, включил в комнате свет, пересек ее и снял со стены прекрасный толедский клинок, с которым прошел половину Европы, с явным наслаждением рассек им воздух и встал в фехтовальную позицию. – Как давно я этим не занимался!
– Альварадо Педро!
Вломившись в кабинет, мертвец повернулся к нему, замахнулся «тигровой лапой». Бывший кирасир принял удар на повернутое плашмя лезвие, легко откинул в сторону и классическим прямым выпадом пробил гостю грудь. Это стало последней ошибкой в его долгой, очень долгой жизни. Мертвец моментально перехватил мага за оказавшееся так близко запястье, рванул к себе и впился губами в губы. Ведь он не хотел смерти Испанца. Испанцем он считал себя. Мертвому телу для ощущения жизни, ощущения своего реального существования не хватало только души – и он взял, он вернул себе душу умелого рубаки, утонченного ценителя маленьких радостей, дворянина из мелкого разорившегося рода Педро. В кабинете осталось лишь тело, не имеющее никаких признаков насильственной смерти, если не считать бледности на лице и множества набухших под самой кожей кровеносных сосудиков – явного признака сильной сердечной недостаточности.
Московский кремль, Царские палаты.
14 января 1547 года. Середина дня
Слюдяное окно покрылось толстой шубой изморози, практически не пропуская света, и царевич Иоанн поднялся из-за бюро, соскреб ее ногтями, потом отошел к внутренней каменной стене, в которой проходил дымоход, прижал к ней ладони, отогревая руки. Ножа, а тем более кинжала или сабли ему никто не доверял, а потому он привык в случае нужды пользоваться подручными средствами и чаще всего – собственными руками. Стряхнул капли – Шуйские по-прежнему жадились на всем, что касалось Великого князя, и никаких ручников в светелке не имелось.
Не желая касаться драгоценной книги влажными руками, Иоанн прогулялся по комнате, распахнул входную дверь:
– Эй, кто тут сидит. Квасу мне велите принести.
– Может, тебе еще и девку с вином подослать? – хохотнул одетый в шитую алым катурлином ферязь холоп, игравший с двумя приятелями в кости. Времена изменились, и за подросшим царевичем приглядывали уже не тетки-няньки, а московские бояре со своими ратными людьми.
– Девка мне не по чину, – холодно возразил юноша, – мне боярыня положена, коли захочу. Зелья же бражного не терплю.[47] Квасу хочу.
70 
