Царевич проводил ходока до двери, выглянул, ткнул пальцем в единственного холопа, сидящего в комнате:
– Молодец, что смерда пропустил, не забуду. Коня ему верни, награду из моей казны получишь. А теперь боярина своего ищи, пусть ко мне идет не медля.
Тон царевича был настолько повелительным и уверенным, что оружный человек, приставленный к нему в стражи, послушно кивнул и выскочил из светелки. Иоанн вернулся к себе, остановился перед бюро, погладил кончиками пальцев рукописные строки:
– Ну, что же, хитроумный Одисей. Пора и мне познать, что такое быть царем без царства, войска и подданных. И может ли разум мой беду сию перебороть и во власть реальную оборотить.
– Почто звал, Иоанн Васильевич? – судя по запаху вина и жаркого, холоп вырвал своего господина из-за пиршественного стола. Шитая золотом ферязь, кротовья шуба с длинными рукавами, сабля кривая на поясе… Нет, с саблей к князю Шуйскому простого боярина никто бы не пустил. Стало быть, пировал тот где-то в другом месте. Кремль большой, князей в нем несчитано, и у каждого свои святые, свои крестники.
– Слыхал я, боярин Кошка, племянница Анастасия у тебя есть, – улыбнулся царевич. – И сказывали, такая она красавица, что в жены Великому князю достойна, хоть и роду невеликого. Уж не ее ли заметил я намедни во время приема свенского? В красном углу, под образами стояла.
– Была на приеме племянница, – неохотно признал боярин, пока не понимая, к чему клонит его знатный подопечный.
– Красавица, – кивнул Иоанн. – Такой царицей быть впору. И вот что я скажу. Жениться я хочу на твоей племяннице. Люба она мне. С такой пред Богом обвенчаться не стыдно.
– Сего князь Шуйский не позволит, – покачал головой Кошка. – Род наш невеликий, с ними от века не роднился.
– Шуйский не позволит, – согласился царевич. – А вот я своею волей захотеть могу.
– Шуйский…
– Да знаю я, о чем ты думаешь, – приблизился к боярину шестнадцатилетний мальчишка, глядя прямо в глаза. – Знаю. Думаешь ты, что не сегодня-завтра живота меня Шуйские лишат и связываться со мной проку нет. Однако же помыслить ты об ином должен. Кем останешься ты после моей смерти? Боярином средней руки, коих на земле нашей славной тысячи. А коли племянница твоя женой моей, царицей станет – возвысится ваш род невероятно. Не появится более такой возможности, боярин, ни у тебя, ни у детей, ни у внуков твоих. Токмо я возвысить вас могу. И токмо живой. Думай, боярин Кошка. Один день тебе даю. Ежели без тебя с делом своим управлюсь – кол тебя ждет. С тобою – ждет тебя слава, а племянницу твою Анастасию – место рядом со мной на престоле. Вот таков мой сказ.
Боярин облизнул мгновенно пересохшие губы. Ему действительно было о чем подумать. И от принятого решения зависела судьба не только его, но и всего рода Кошкиных. Из никого стать царским родичем – это был приз, ради которого стоило рискнуть.
– А не обманешь, царевич?
– Слово у меня одно, боярин Кошка, – мотнул головой Иоанн, – и коли уж я его дал, нерушимым оно останется навеки. Славы лжеца мне не надобно. Один раз живу – и позором себя покрывать не намерен. К тому же… К тому же племянница твоя и вправду красавица редкостная.
Два последующих дня прошли для шестнадцатилетнего Иоанна в ужасающем томительном ожидании. Каждый стук, каждый выкрик, торопливые шаги мнились ему, как приговор: все раскрылось, и Шуйские бегут его убивать. Однако минула ночь, пролетел день, и еще ночь – а он оставался жив. Ранним утром шестнадцатого января семь тысяч пятьдесят шестого года в дверь светелки тихо постучали, затем внутрь ступил боярин Кошка в сопровождении нескольких холопов при саблях и со щитами за спиной, низко поклонился:
– Кони ждут, Великий князь.
Иоанн поднялся, перекрестился. И решительно двинулся за ним.
Великий князь быстрым шагом шел по коридорам кремлевского царского дворца, окруженный свитой – впервые в жизни преданной, а не враждебной ему свитой. И никто из князей, служек, бояр не обращал на это внимание. Потому что довольно долго свита эта была его стражей. Раз куда-то ведут – значит, нужно.
Распахнулись двери золоченой темницы Иоанна – он полной грудью вдохнул морозный воздух, сбежал по ступеням крыльца, с необычайной легкостью взметнулся в седло. Два десятка кошкинских холопов окружили его, настороженно глядя по сторонам, кавалькада сорвалась с места – и никто до сего мига не заподозрил неладного, не попытался схватить Великого князя, не отдал команды запереть ворота кремля, перебить изменников. А между тем народу на площадях и улицах главной крепости страны оказалось неожиданно много, причем очень многие прятали под тулупами сабли и кистени.