Но я уже убедился, что Трахнутого нельзя недооценивать.
Да я и не собирался. Я был терпелив, я знал, что могу его «пересидеть». И я хотел его «пересидеть». Дело было даже не в том, что это был мой единственный шанс. Просто в ту секунду, когда я увидел умирающую Саманту, я принял решение. Для меня изменилась сама цель операции. Теперь я действовал не ради денег и уж, конечно, не ради того, чтобы вывести из игры «Сыновей Кухулина». То, что совершил Трахнутый, слишком глубоко меня затронуло. Операция британской разведки стала моим личным делом, делом моей чести, если угодно. Вот почему я решил: что бы ни случилось, я не могу позволить себе исчезнуть, раствориться, дезертировать. Я буду сражаться до конца. Я или он — вот как теперь стоял вопрос. Пусть «Сыновья Кухулина» лелеют свои маленькие фантазии, пусть тешат себя мечтами о будущем величии и славе. Пусть делают, что хотят. Главным для меня было ненадолго остаться с Трахнутым наедине. И тогда — прежде чем я покину этих людей и вернусь к федералам с добытой информацией — я позабочусь о том, чтобы он получил по заслугам. Да, Трахнутый, для тебя никакого суда не будет, думал я. Джерри и остальные отправятся за решетку, но о тебе я позабочусь сам.
Трахнутый зевнул еще шире, и я понял, что он притворяется.
На самом деле он готовился разыграть заключительный акт своей скучной пьесы.
— Значит, ты совсем не помнишь, где ты работал между мартом и ноябрем девяносто второго? — негромко спросил он.
Я покачал головой.
— Не помню, Трахнутый, честное слово. Возможно, в Лондоне, а может быть, и в Испании. Что хочешь со мной делай, все равно не помню, — сказал я.
Он поднялся, налил себе полстакана воды из крана в углу и нажал на кнопку, выключая телевизор.
Повернулся и посмотрел на меня.
Действуя нарочито медленно, Трахнутый вынул из внутреннего кармана куртки маленькую зеленую коробочку для инструментов. Открыв крышку, он достал покрытый запекшейся кровью скальпель.
Его глаза превратились в две узкие щелочки.
— Ты считаешь себя умным, парень, но это не так. Ты не умнее нее, а значит, недостаточно умен, — процедил он холодно.
Шагнув ко мне, Трахнутый обхватил меня согнутой рукой за шею и, запрокинув мне голову назад, поднес скальпель к моему правому глазу.
— Выкладывай! — приказал он. — Всю правду, иначе я тебя на куски разрежу!
Окровавленное острие коснулось моего века, и я невольно дернулся, чувствуя, как помимо воли мною овладевает страх.
Но я был бы действительно глуп, если бы позволил себе проиграть сейчас.
— Я не помню, Трахнутый! — не сдавался я.
На протяжении целых десяти секунд, показавшихся мне едва ли не самыми долгими в моей жизни, он продолжал нажимать на скальпель. Потом Трахнутый выпустил мою шею, убрал скальпель и покачал головой.
И зевнул в третий раз.
— Ладно, это не так уж важно. Я, например, почти не помню, что я делал в восьмидесятых — вплоть до начала девяностых, — сказал он с кривоватой усмешкой.
Я кивнул:
— Значит, теперь ты мне веришь?
— Да, похоже, с тобой все в порядке. Я это нутром чую. Ты наш, Шон. Впрочем, я думал так с самого начала. Есть только одно маленькое «но»...
— Какое же?
— Да нет, ничего особенного, просто... просто ты слишком нам подходишь. Ты молод, умен, решителен, да и появился ты как раз тогда, когда мы особенно нуждались в людях. Понимаешь, о чем я?
— Не совсем.
— Видишь ли... Впрочем, неважно. Главное, мне хочется тебе верить, но это получается у меня как-то... слишком легко.
— Почему бы тебе не поверить мне? Ведь все, что я сказал, — правда!
— Это ты так говоришь. И я не исключаю, что так оно и есть. Мои сомнения... не имеют никакого отношения к тебе. Просто у меня отчего-то сердце не на месте. — Он пожал плечами. — Так я и скажу Джерри. Скажу, что я просто старый параноик и что меня пора гнать в три шеи, пока я не начал подозревать всех подряд.
Трахнутый принес мне кружку воды. Я выпил и откинулся на спинку кресла. Трахнутый с силой потер лицо.
— Уже утро, — сказал я, глядя на подвальное окно.
— Да, мы с тобой проговорили всю ночь, а мне еще нужно съездить и проверить, как Джеки справился со своей работой. Да еще надо позвонить одному приятелю в Портсмутской гавани. Вот дьявол! Ну да ладно. Думаю, на этом мы закончим, — устало сказал он.
— Не возражаю, — откликнулся я. — Как насчет того, чтобы снять наручники?