34 
— А вы?
— Я родом из Сомерсета. Зеленые долины, живописные холмы и множество маленьких речушек, прозрачных и певучих.
— Что-то вроде невинной девушки, выданной за свирепого воина?
Она с удивлением моргнула, и немудрено: вероятно, сравнение получилось слишком затейливым и не совсем точным.
— Если вы хотите сказать, что Сомерсет — невинная девушка, а Йоркшир — воин, вполне с вами согласна, — кивнула Амелия. — За последний год я привыкла к здешним местам и даже полюбила их. Пойдемте в конюшню, я хочу, чтобы вы познакомились с Незабудкой, моей милой кобылкой, которую привез из Уэксфорда отец. Дядя Лоренс уже предлагал вам коня?
— Пока еще нет.
Конюшни Девбриджа содержались в безупречном порядке, солнце весело играло на ярко-красной черепице. Стойла чисто выбелены. Едва заглянув в ближайшее, я влюбилась. Предметом моего обожания стал гигантский черный жеребец, с белой полосой через лоб и морду и такими же носочками. Голову он нес гордо, совсем как арабская кобылица, которая у меня когда-то была, но в нем не замечалось особой фации или изящества. Не менее семнадцати ладоней в высоту, тяжелые сильные ноги и мощная грудь. — Что с вами, Энди?
— Минуту, Амелия. Я, кажется, потеряла голову. Сейчас подойду.
Я шагнула к стойлу, не сводя глаз с великолепного животного.
— Добрый день, Красавец.
К моему изумлению и радости, он повернул огромную голову и тихо заржал. Я забралась на ограду, протянула руку, назвала его ангелом и даже архангелом. Но больше всего мне понравилась кличка Красавец. Другого имени для него у меня не было. Оставалось надеяться, что он не обидится и не укусит меня.
И стоило снова позвать его, как он потрусил ко мне. Четырехлетка, в прекрасной форме: вороная шкура поблескивает на солнце.
Он потерся мордой о мою руку и едва не сбросил меня с ограды.
— Ты просто изумителен, знаешь? Ну разумеется. Мне следовало спросить Амелию, как тебя зовут. Не могу же я звать тебя Красавцем, такого чудесного парня.
— Его зовут Буйный.
Я медленно обернулась, все еще гладя Буйного. Сзади стоял Джон, одетый для верховой прогулки.
— Вы же должны были обсуждать дела с дядей и управляющим Суонсоном! Усердно учиться в ожидании дня, когда все это станет вашим!
— Жена Суонсона только что родила близнецов. Дядя решил позволить ему остаться с ней.
— Естественно. — Я показала на Буйного, хотя уже знала ответ. — Он ваш?
— Да. Даже не надейтесь отобрать его у меня. Он настоящий армейский конь, сильный, умный и злее самого сатаны, когда это требуется. Правда, сейчас он флиртует с вами, но если вы попытаетесь вскочить на него, он скорее всего просто швырнет вас в ближайший овраг.
— Ну уж нет, — покачала я головой. — Буйный, ты позволишь сесть на тебя?
Великан благосклонно оглядел меня. Именно благосклонно, я могла бы в этом поклясться.
— Я хорошая наездница, хотя давно не скакала по полям. Всякий знаток лошадей понимает, что физическая сила всадника не играет особенной роли.
— Хотя Буйный неглуп, вряд ли он вас понял. Кроме того, не мешало бы повернуться и спросить разрешения у меня — поинтересоваться, что скажет хозяин.
Я беспрекословно повиновалась:
— Можно прокатиться на вашей лошади, Джон?
— Нет. Он становится нетерпелив, сам выбирает дорогу и не слушается наездника. Такому, как он, требуется властный хозяин, и он подчиняется только мне, иначе может стать неуправляемым. Что я скажу дяде, если Буйный понесет и убьет его застенчивую юную жену?
— Я не застенчива.
— Но юна, не так ли?
— И что же вы ему скажете?
— Если вы сядете на Буйного, то без моего разрешения, и, следовательно, заслужите все, что он с вами сотворит. Буду вынужден сообщить дядюшке, что его жена — идиотка.
— Идиотка, вот как? Что ж, я выскажу все, что думаю! Вы грубы и наглы! Только потому, что я не затрепетала и не пала к вашим ногам в Лондоне — признайтесь! — поэтому теперь вы на мне вымещаете злобу! Меня по-всякому называли, но идиоткой — никогда!
Он встал рядом и облокотился о стенку стойла. Сегодня на нем были черные ботфорты, такие блестящие, что я видела в них свое хмурое лицо. И не только. Я была словно натянутая струна и изо всех сил старалась противиться чувствам, которые он во мне вызывал. Он беззастенчиво пользовался своим ростом, чтобы доминировать, подавлять, запугивать, но я твердила себе, что он не может причинить мне зла здесь, в поместье дяди.
34 
