И хотя Зверев знал, что родство с этим человеком для него — чистое недоразумение, горячая волна удовольствия прокатилась по телу.
— Я ведь твой сын, отец. Разве я могу быть другим?
— Я знаю, — улыбнулся боярин. — Как тебе первый поход?
— Спасибо, не распробовал.
Лисьин рассмеялся, обнял его:
— Ничего, походов ратных и на твой век хватит. Ныне же роздых небольшой сделать можно да удаче порадоваться. Мы с князем сговорились: кони, в замке взятые, и девки эти ему достанутся, а прочая добыча вся — нам. Так что поутру домой двинемся. Матушка, верно, уж беспокоится. Боится за тебя. Ей волю дай — под юбку бы спрятала и за порог не выпускала. Не зря, ох, не зря Господь бабам повиноваться мужниной воле назначил. Кабы по-ихнему все было, давно бы мы все под ярмом иноземным ходили… Сегодня бы хорошо уехать — да с холопов уроку никакого. Замаялись в походе. А еще более — в отдыхе.
— А это правильно — что вся добыча нам, а князю всего лишь кони да женщины?
— Ты, сынок, не забудь, что нам еще со скобарями делиться надобно. Опять же, Крошинский сверх сего племянника своего получил. Ну, и кони у ордынцев знатные. Опять же, надеется он, среди пленниц родичи кавалера Карла окажутся, а то и жена. Вот тогда уж князь с ним поторгуется.
— А что, это может быть его жена? — Андрей бросил взгляд на трясущихся под попоной невольниц.
— Вряд ли, — пожал плечами боярин. — Крестоносцам жены не положены. Так что, мыслю, шлюхи это обычные, что для баловства кавалеры завели. Но князь шибко надеется… В общем, сын, поглядывай, чтобы добра холопы не портили. Наше все это ныне. И пить им больше не давай. Бочонок пусть дохлебают, и хватит. А едят пусть от пуза.
Впрочем, особого вмешательства от Андрея не понадобилось. Остатки вина уже через час прикончили самые ответственные из воинов — те, что занимались лошадьми. Остальным, тяжело просыпающимся после ночной попойки, досталась только мороженая свинина, которую приходилось по часу запекать в углях, да разбросанное по всей поляне добро, что сызнова нужно было упаковать в тюки и увязать на санях.
Поутру князь Крошинский с холопами проводили союзников до порубежной стражи, и только тут родственники крепко обнялись.
— Благодарствую тебе, боярин, — отступив, поклонился литовец. — Коли во мне нужда возникнет, весть пришли. Я отныне твой должник.
— Какие счеты, княже, — развел руками Лисьин. — Мы ведь родственники. Бог даст, свидимся.
— Свидимся, Василий Ярославович, обязательно свидимся.
Никаких вопросов у литовских порубежников после этой картины не возникло, и тяжелый обоз медленно выкатился на нейтральную полосу. В этот раз отряд двигался со скоростью, уступающей даже пешеходу, а потому к московской заставе дополз только в сумерках. Себежский стражник раскланялся, восхищенно покачал головой, глянув на груды сваленного на сани добра, и махнул рукой: проезжайте! Похоже, в этом мире вопросы возникали только к тем, кто зачем-то покидал свою страну.
Впрочем, и в остальные времена это ничуть не изменилось.
Заночевал отряд в версте за стражей, а поутру Василий Ярославович предложил:
— Слушай, сынок, а не глянуть ли нам, что тут князь Тушин отстроил? Завернем в Себеж, воеводе поклонимся, себя покажем. Обоз вон как тянется, опосля без труда нагоним.
— Конечно, посмотрим! — немедленно согласился Андрей.
— Вот и ладно. Пахом, Вторуша, коней седлайте. С нами поскачите… Хотя нет… Вторуша, тебя за старшего оставляю, обоз поведешь. Никита, Глеб, Рыкень, Рюрик — вы с нами.
После завтрака всадники, не дожидаясь, пока обоз соберется и двинется дальше, поднялись в седло, вернулись к порубежной страже и поскакали влево, по хорошо накатанному тракту. Миновав густой, вековой бор, они въехали на пологий взгорок, с которого спустились уже в поля. Или луга — замерзшим болотом или поверхностью озера не могли быть те частые холмики, что лежали по сторонам, насколько хватало глаз. Дорога ушла вниз, запетляла, прячась от крупянистой поземки, а когда снова забралась наверх — впереди открылась земляная стена с тыном, по обе стороны от которой раскинулись идеально ровные просторы озера. Слева от путников, в полуверсте, на вытянутом острове, белели свежим деревом рубленые стены высокой крепости.
— Вот он, Себеж, — кивнул на нее боярин и придержал коня, приближаясь к воротам, перед которыми прогуливалась немногочисленная стража в кольчугах поверх тулупов, в шапках вместо шлемов, но с саблями на поясе и копьями в руках.