60 
— Че за китайский снег?
— Э-э, — вышел из дверей Кречет. Отряхнул руки, похлопав одну о другую. — Как же ты зелье делать станешь, коли ни китайского снега, ни емчуги не знаешь?
— А чего там делать-то? — хмыкнул Андрей. — Три пятых селитры, часть угля, часть серы. Перемещать хорошенько — и все. Дурное дело не хитрое.
— А-а, вот оно что, — понял мастер. — Ты ее селитрой нарек, емчугу-то. Оно как бы так и выходит. Так что, сам варил?
— Нет, — покрутил головой Зверев. — А что?
— Да серу у рудокопов завсегда купить можно, боярин. А вот емчугу варить надо. Не знаешь, как? Я сейчас расскажу… — Мастер старательно прикрыл дверь, отошел в угол и сел на край телеги. — В яму выгребную ты как-нибудь заглядывал? Нет? Там на стенках в яме али на досках, коли старые уже, белый налет обычно есть. Это он самый, китайский снег, и есть. Но его, знамо дело, много не наскребешь — даже един раз из пушки пальнуть не хватит. Да и не много его из человечьих отходов вырастает. С навоза его больше выходит. Так вот. Чтобы емчуги поболее добыть, обычно навоз всякий с округи собирают, с землей, листьями гнилыми, соломой порченой, дрянью всякой тухлой смешивают да в кучу собирают. Тем, что из ямы выгребной, поливают обильно, соломой покрывают и зреть оставляют в теплом месте. Как время пройдет — собирают кучу аккуратненько, да теплой водой долго и любовно промывают.
Андрей представил себе все это в красках и закашлялся.
— Воду полученную, — невозмутимо продолжил Кречет, — в котлах над огнем вываривают, пока вся до конца не выкипит. На дне опосля крупинки белые старательно выбирают, снова их в воде разводят, да опять вываривают, чтобы чище стали. От и интересно мне стало, боярин Андрей: сам ты это делал али попросил кого?
— Ой, мамочки, представляю, какая вонь там стоит! Меня из усадьбы выгонят!
Мастер, довольный произведенным впечатлением, согласно кивнул. Но Зверев, почесав в затылке, задумчиво произнес:
— Но ведь все это и в лесу каком-нибудь можно сделать, чтобы не видел никто? Как считаешь? А сколько зреть куче-то?
— Экий ты упрямый, — удивился Кречет. — Зачем тебе это, боярин? Ты ведь с седла воюешь, тебе пушкарские хлопоты ни к чему.
— Думаю, можно попытаться ружья ручные сделать, гранаты…
— У тебя же лук есть! Он и дальше бьет, и точнее.
— А может, с порохом лучше получится? Да, кстати, а правда, что у вас в крепости пушки всего три раза в день стреляют? Чего так редко?
— Как это редко?! — возмутился мастер. — Иные пушкари и двух выстрелов за день не успевают!
— А чаще почему не получается?
— Ну, сам подумай, как много сделать надобно. Пушку назад убрать, от сажи и копоти почистить хорошенько. Выждать, дабы погасло все, мусор никакой внутри не тлел. Пороху в ствол насыпать исхитриться и плотно набить, дабы равномерно лежало все. Прижать пыжом плотным, опосля жребий насыпать и тоже прибить, дабы не перекосило. Ой, много хлопот с ними. Одно хорошо: как вдоль стены жахнешь — на двести шагов всех литовцев враз сносит, коли на приступ идут.
— А зачем чистить от копоти каждый раз? — не понял Зверев. — Потом, после боя почистить можно.
— А ну эта копоть в стволе тихонько тлеет? А ну искорка какая осталась? Сыпанешь на нее порох — и разорвет тебя на месте. Тут спешить нельзя, все тщательно делать надобно.
— Можно попробовать порох в мешочки бумажные разложить и прямо в них в ствол запихивать. Тогда никакие искорки и тление до него не доберутся. А зажигать потом раскаленным гвоздем, чтобы бумагу проколоть.
— А калить на чем? Возле пороха открытого огня держать нельзя — полыхнет. Мы после каждого выстрела даже фитили тушим, чтобы не дай Бог зелье при зарядке не полыхнуло. А после снаряжения снова зажигаем.
— Ну-у, тогда понятно, — кивнул Зверев. — Кстати, в бумажных мешках было бы не так страшно огня-то. Бумага горит хорошо, но не так, чтобы от искры сразу в куски все разносить.
— Куски мешка в стволе останутся, — после некоторого раздумья напомнил пушкарь. — Значит, тлеющих кусочков будет куда как больше.
— Так вы же все равно после каждого выстрела ствол баните! Вычистите.
— А ты, я вижу, боярин, изрядно в нашем деле разбираешься, — удивился Кречет. — Откуда?
— Думал просто много над этим, — ответил Андрей уклончиво.
— Понятно, отчего тебе так с зельем поиграться хочется. Только ты вот что, боярин… Ты сам зелье не крути, не надо. Убьешься враз. Вот у нас под Москвой, что ни год, а две-три мельницы пороховые взрываются. А мастера там умелые, опытные. И зелье знают, и сторожку проявляют, железа не используют, зелье токмо мокрым мелют. Ан все едино — ни года без взрыва не обходится. Опять же, коли так, как ты молвил, растереть да просто перемешать — это не порох, это мука пороховая получится, мякина. Ею стрелять нельзя, она любой ствол разорвет. Порох зернить надобно. Размачивать, лепешки делать, их сушить, дробить, полировать. Во-от… А ты мыслил, все просто так? Э-э, боярин, кабы просто, меня бы не мастером, а смердом кликали. Главное — дело больно рисковое. Чуть зазевался, уронил чего, недосмотрел — и все. И следа не найдут.
60 
