69 
— Надо записать, — поморщился Зверев. — С ходу не запомнил. Только мне так показалось, Лютобор, этот заговор лишь одному человеку помочь сможет. Мне, например. А что остальной семье делать? Жене, детям? Проклятие ведь на них тоже ложится.
— Заговору научи, — непонимающе вскинул руки мудрый волхв. — У всех побратимы будут — никому проклятие вреда не причинит.
— Могут и не согласиться. Жена сильно верующей запросто окажется, и детей так же воспитают. Священники христианские не дадут, шум поднимут. Власть над душами ныне ведь у них. И не скроешь ничего. Знаешь, что такое исповедь? А дети хитрить не умеют.
— Тогда… Тогда пойди и убей колдуна.
Вечером, въехав в ворота, Зверев увидел, что Василий Ярославович стоит на крыльце, облокотившись локтями на резные перила, и задумчиво смотрит в сторону Крестового озера. Андрей бросил поводья подворнику, поднялся к нему.
— У Лютобора был? — поинтересовался боярин.
— Да, — не стал отнекиваться молодой человек.
— И что?
Зверев подумал, пожал плечами:
— Что нам эти проклятия? Суета.
Боярин улыбнулся, кивнул:
— Коли так, завтра к князю Друцкому поеду. Обговариваться. — Он оттолкнулся от перил. — Ладно, пойду с матушкой о подарках условлюсь.
— А я?
— Ты за усадьбой приглядывай. То ведь не твое дело — свадьба. То хлопоты родительские.
Родители уехали с изрядной свитой на следующее утро — ради такого случая десятерых холопов с работ сняли. Вернулись и вовсе за полночь, пьяные до изумления. В смысле — все, кроме лошадей. Андрею ни боярин, ни Ольга Юрьевна ничего не сказали. Хотя чего говорить? Видно, что от ворот поворот никто им не давал.
— Трудно жить без фотоаппарата, — вздохнул Зверев. — Хоть глянуть бы, на кого жена будущая похожа?
Увы, об этом ему предстояло узнать только на самом бракосочетании.
Вечером, наласкавшись с Варей, он вытянулся на спине, закинул руки за голову, закрыв глаза и пытаясь хоть примерно представить, какова она — княгиня Полина? Память услужливо нарисовала облик веснушчатой девчонки с пляшущими в глазах огоньками свечей, с пухлыми пунцовыми губами. Черные, круто изогнутые брови, выступающие скулы.
— Людмила, — узнал ее молодой боярин. — Людмила Шаховская…
Он представил дымку вокруг ее облика, шагнул в нее — и оказался в лесу. Куда ни глянь — поваленные сосны, могучие дубы, сплетающиеся кронами с липами и березами. На вид — чащоба дремучая, непролазная. Но, тем не менее, света много. Впереди — поляна с тропинкой утоптанной от края и до края, камень большой, замшелый посередине, с выступом над землей.
На выступе том и сидела княгиня Людмила — в одной вышитой рубахе ниже колен, простоволосая и босая. На коленях у нее лежала большая краюха хлеба, и она, отламывая по маленькому кусочку, кормила с рук подходящих из-под деревьев ягнят, козочек, лисиц, волков и огромных, горбатых, бурых медведей.
— Вот, значит, какие у тебя сны… — тихо пробормотал Андрей.
Но девушка услышала, вскинула голову, вгляделась в тень, под которой таился незваный гость, и охнула, приоткрыв маленький ротик:
— Опять ты?!
— Не бойся, я ухожу. Просто глянуть на тебя хотел. Все, ухожу. Спи.
Зверев и правда отступил, но не ушел — спрятался за ствол низкой, кряжистой, словно дуб, березы, и опустился на четвереньки, воображая себя мохнатым, матерым волком. Во сне оказалось совсем не трудно превратить руки и ноги в лапы, вытянуть лицо, отрастить хвост и даже им завилять. Андрей неторопливо выступил в таком виде на поляну, настороженно подобрался к жертве. Остановился. Людмила протянула ему кусочек хлеба. Он, наклонив набок голову, слизнул угощение — совершенно, кстати, безвкусное, — а потом положил подбородок княгине на колени. Девушка погладила его по голове, почесала за ушком. Молодой человек ухмыльнулся обманом украденной ласке, мурлыкнул. Княгиня провела ладонью ему по волосам пару раз, потом остановилась:
— А почему ты мурлыкаешь? Ты же волк!
Зверев понял, что прокололся, развернулся и потрусил назад к деревьям.
— Стой! Ты кто?
После такого вопроса Андрей поднялся на задние лапы, ускорил шаг. Входя под кроны, встряхнулся, возвращая себе человеческий облик, повернул голову, через плечо улыбнулся Шаховской, подмигнул и нырнул в дымку, окончательно покидая ее сон.
Внизу перед ним открылась бездонная пропасть. Голубое небо, голубая вода внизу, голубая вода вокруг. Он падал в струе водопада, наполненной белоснежными пузырьками, и каждый из них улыбался. Разумеется, это был сон. Но уже его, собственный. Боярин поджал ноги, сделал несколько кувырков, потом раскинул крылья и вырвался из холодного потока на воздушный простор. Летать так летать.
69 
