– Больше года? – спросил Брунетти.
– Я полагаю, да. Так это все-таки Лоренцони?
– Да, Роберто.
– Что ж, тогда все сходится. Если они убили его вскоре после того, как похитили, получится чуть меньше двух лет, примерно столько, сколько я и предполагал. – Бортот затушил сигарету. – У вас есть дети? – ни с того ни с сего спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
Все трое разом кивнули.
– Так, так, хорошо… – рассеянно пробормотал Бортот, но тут же взял себя в руки и извинился, пояснив, что у него на сегодня запланировано три аутопсии, а день еще только начался.
Комиссар Иво Барзан с удивительной учтивостью предложил им услуги своего водителя, чтобы тот отвез их обратно в Венецию. Перед глазами Брунетти все еще стояла черная могила, последнее пристанище Роберто, и он не нашел в себе сил отказаться. За все время пути ни он, ни Вьянелло не обменялись ни единым словом; и Брунетти, глядя в окно, был поражен, насколько неприглядной выглядит земля, над которой они недавно пролетали, когда смотришь на нее из окна машины, а не из окошечка иллюминатора. И ничто не говорило том, что это «PIO XII», что на военном жаргоне означает «Запретная зона».
15
Утренние газеты, как и опасался Брунетти, вцепились в дело о похищении Лоренцони с алчностью голодных хищников. Будучи уверенными, что за время, прошедшее с момента похищения, читатели и думать забыли об этом событии и поэтому будут не в состоянии вспомнить даже основных деталей (в этом, как полагал Брунетти, они не ошиблись), каждая статья начиналась с пересказа истории самого похищения. При этом Роберто в разных печатных изданиях именовали то «старшим сыном», то «племянником», то «единственным сыном», а само похищение, если верить газетам, произошло то ли в Местре, то ли в Беллуно, то ли в Витторио-Венето. По всей видимости, читатели были не единственными, кто забыл детали.
И только благодаря тому, что им так и не удалось раздобыть копию отчета о результатах судебно-медицинской экспертизы и просмаковать все мрачные подробности, как они это обычно делали, авторам статей пришлось довольствоваться весьма невнятными упоминаниями о «последней стадии разложения» и «человеческих останках».
Просматривая газеты, Брунетти поймал себя на мысли, что разочарован безжизненно-тусклым языком газетчиков; очевидно, он ждал большего и теперь волновался, понимая, что с недавних пор начал привыкать к более утонченной манере изложения.
Войдя в кабинет, он сразу же увидел у себя на столе видеокассету в конверте из плотной коричневой бумаги, на котором было написано его имя. Он позвонил вниз, синьорине Элеттре:
– Это и есть та самая пленка с телеканала RAI?
– Да, Dottore. Мы получили ее вчера вечером.
Он взглянул на конверт: похоже, тот не был распечатан.
– Вы уже посмотрели ее дома? – спросил он.
– Нет. У меня нет видеомагнитофона.
– А если бы был, то посмотрели бы?
– Конечно.
– Может, спустимся в лабораторию и посмотрим ее вместе? – предложил он.
– С удовольствием, сэр, – ответила она и положила трубку.
Синьорина уже ждала его у дверей лаборатории; сегодня на ней были тугие, затертые почти до дыр джинсы и остроносые ковбойские сапоги со срезанными каблуками. В противовес стилю кантри, она надела строгую шелковую блузку, а волосы стянула в строгий пучок.
– Боччезе уже здесь? – спросил Брунетти.
– Нет, он сегодня дает показания в суде.
– Показания? По какому делу?
– По делу об ограблении Брандолини.
Ни он, ни синьорина Элеттра даже не удивились, что дело об ограблении, совершенном четыре года назад, будет слушаться в суде только сейчас, хотя грабителей арестовали через два дня после совершения преступления.
– Но вы не беспокойтесь, я спросила у него вчера, можно ли воспользоваться лабораторией для просмотра видеозаписи, и он сказал: пожалуйста, пользуйтесь, – пояснила она.
Брунетти открыл дверь и, посторонившись, пропустил синьорину вперед. Она подошла к магнитофону и включила его с таким видом, будто находилась у себя дома. Брунетти вставил кассету; они подождали некоторое время, глядя на черный экран. Потом на экране появилась заставка с логотипом RAI, проверочный тест, дата и какие-то линии; техническая информация, решил Брунетти.
– А нам нужно будет возвращать ее? – спросил он, отходя от экрана и усаживаясь на один из складных деревянных стульев, стоявших у телевизора полукругом.