76 
Следующие два дня она опять питалась выкопанными из-под снега грибами, а на третий вышла к Лядам. Голод придал голосу девушки такую силу, что из домов высыпали на улицу все обитатели от мала до велика, а потребованную ей милостыню мужики даже побоялись передавать ей к руки, положив на снег в нескольких шагах перед певицей.
Еще за два дня Инга добралась до Чернево, но в деревню заходить не стала: демона за долгие века его существования дважды сжигали на кострах, и он не собирался рисковать захваченной в свою власть певицей. А потому девушка заночевала в стоге сена, всего в полуверсте от теплого жилья, утром накопала в лесу мороженых грибов и двинулась дальше, пройдя за два дня до самого Гдова и ступив на лед Чудского озера.
Второго марта семь тысяч шестьдесят первого года от сотворения мира и спустя двадцать семь дней после того, как она вышла из дверей дома на Кауштином лугу, Инга, усталая и изрядно исхудавшая, с перепутанными волосами, ступила на землю Дерптского епископства.
Едва переставляя ноги, она прошла последние триста саженей от границы берега до ворот Кодаверского монастыря и постучала своим слабеньким кулаком в тяжелые дубовые ворота. Привратник не откликался очень долго, и она упрямо, раз за разом стучала и стучала, пока, наконец, в центре одной из створок не приоткрылось маленькое окошко.
— Чего надо? — грубо спросил монах.
— Я ведьма, которая пришла из Руси по приказу дерптского епископа, — сухим голосом сообщила Инга. — Вам надлежит немедля связать меня, кинуть в телегу и под надежной охраной отправить в Дерпт.
— Пошла вон, шлюха! — окошко захлопнулось. С минуту певица тупо смотрела в запертые ворота, а потом от ног ее взметнулся густой снежный вихрь, и раздался громогласный нечеловеческий хохот. Нищенка отвернулась от монастыря и побрела к церковному лесу — выбирать из-под снега холодные осенние грибы.
Долгий голодный переход через Чудское озеро окончательно подорвал силы девушки, и демон был вынужден дать ей несколько дней на отдых. Все это время она жила под густой красивой елью — в основном спала, укрытая от ветра густыми лапами и снежными стенами норы и согретая теплым волчьим тулупом, а сервка из ближнего двора, сама поражаясь странному наваждению, каждое утро приносила и ставила возле знакомой с детства ели кувшин парного молока. Инга, за последний месяц отвыкшая чему-либо удивляться, выползала из норы, выпивала молоко, и залезала обратно, сворачиваясь калачиком и закрывая глаза.
Спустя пять дней, выпив молоко, девушка не вернулась в нору, а выбрела на дорогу и направилась в сторону древнего города Юрьева. Дороги на землях Дерптского епископства были не в пример лучше русских, но даже по ним последние сорок верст своего нелегкого пути Инга шла два дня, и к замку епископа добрела поздно вечером.
— Ну, хоть здесь-то меня пустят, — с сомнением произнесла она и постучала в ворота подвешенным на короткую цепочку дверным молотком.
— Здесь никому не подают, — грубо сообщил привратник, слегка приоткрыв смотровое окно.
— Я русская ведьма, которая явилась по приказу епископа. Проводи меня к нему.
— Шлюхи совсем одурели! — тут же захлопнулось окошко.
— Ну, хорошо, — отступила на десяток шагов Инга, набрала полные легкие воздуха и во весь голос пропела: — Со-олнышко!
Выплеснутое наружу слово ударилось в стену, откатилось назад, к высоким соснам близкого леса, отразилось и снова обрушилось на замок. Оно ворвалось в узкие высокие окна, прокатилось по коридорам, громыхнуло в пустых залах, заставило работающих на кухне стряпух поднять головы, а дежурных воинов — кинуться к бойницам.
— Эй, ты чего? — отворив оконце, испуганно закричал привратник.
Но Инга не снизошла до него ответом, молча ожидая реакции замка. Уже спустя несколько минут ворота отворились, и к ней стремительной, нервной походкой подошел худощавый, одетый в сиреневую сутану мужчина с большим крестом на груди. Инга скинула с себя шапку и тулуп, опустилась на колени и низко склонила голову, протянув вперед сомкнутые руки:
— Я пришла, епископ. Бери меня, смертный.
Глава 3. СТРАХ
Конь двигался не спеша, но тяжелое дыхание и пена на губах доказывали, что он проделал на всем скаку довольно долгий путь, и всадник просто дает ему придти в себя перед скорой остановкой. В седле сидел рыжий боярин с ровной, недавно стриженой бородой. Судя по тому, что сабли на поясе всадника не висело — ни о каком ратном деле для него речи не шло. А потому и одет помещик был мирно: округлая меховая шапка с пучком свисающими позади горностаевыми хвостиками; плотно сидящий на широких плечах сиреневый суконный полукафтан, спускающийся немногим ниже пояса и с глубоким запахом на груди; свободные кумачовые шаровары и черные, ярко начищенные сапоги. Пожалуй, он выглядел даже чересчур мирно — но трогать такого нарядного конника не стоило, потому что у него, как и всякого русского человека, за голенищем наверняка лежал засапожный нож, а в рукаве или за пазухой скрывался маленький незаметный кистень — страшное оружие, с помощью которого можно без труда отбиться и от стаи голодных волков, и от других, двуногих хищников.
76 
