Особенно,... 
68 
– Господин мой, что бы ты сделал на месте Рольфа?
Меррик заговорил очень медленно, не отводя пристального взгляда от лица Ларен:
– Если бы я был на месте Рольфа, я сдержал бы свое слово. Все равно, кто бы ни был этот человек, раб или король. Я бы возвратил его на родину, я бы вернул ему свободу.
– Братец, ты просто глуп! – вскричал Эрик. – Неужто ты откажешься от ценного раба и даже не получишь за него выкуп?!
– При чем тут твоя честь, Меррик! – громко , подхватил Торагассон. – Слово, данное рабу, ничего не стоит, как я уже говорил. Если б Рольф дал слово одному из своих братьев – другое дело. Но рабу, ничтожному рабу? Вздор! Будь он хоть король, раз он попал в плен – кончено.
Ларен выждала, пока все мужчины и женщины прекратили спорить, и глаза их вновь обратились к ней.
– Говори! – потребовал Торагассон. – Как поступил Рольф?
– Рольф пошел посоветоваться с братьями. Рагнор велел ему обойтись с рабом так, как настаивал ты, Олаф Торагассон. Ингор придумал то же самое, что говорил Эрик.
Она вновь умолкла, и Торагассон нетерпеливо взревел:
– Что сделал Рольф, наконец!
Ларен поглядела в лицо каждому из трех мужчин и продолжала совсем тихо:
– Он не мог ни на что решиться. Он полагался на своих братьев, но так и не сумел понять, который из двоих дал лучший совет и в самом ли деле эти советы были так уж хороши. Он долго спорил сам с собой и пытался найти разумное решение, – так и не нашел его. Прошло много времени, и Рольф почти что свихнулся от презрения к собственной слабости, от того, что не видел никакого выхода. Наконец, в тот миг, когда разум его воспламенился безумием, он выхватил свой огромный меч, сказал рабу “прощай” и пронзил мечом его сердце.
Торагассон разразился громким одобрительным воплем, женщины горестно застонали, Эрик расхохотался, но Меррик словно не заметил, что произошло. Он не трогался с места, выражение его лица ничуть не изменилось, он ничего не говорил и, казалось, равнодушно отнесся к словам Ларен.
Только когда все уже умолкли, Меррик сказал наконец:
– Однако это ведь не вся история о викинге Рольфе, верно? Что было потом?
– Потом Рольф очнулся. Он горько сожалел о том, что сделал. Вина и раскаяние пожирали его изнутри, не давая отдыха ни для сна, ни для пищи, и в набеги он больше не ходил. Он не хотел теперь общаться с братьями, обвиняя их в том, что они лишили его рассудка, под конец он готов был целиком взвалить на них ответственность за смерть любимого раба.
Братья возмутились таким обращением, они обругали Рольфа, говоря, что он еще больший глупец, чем раб, доверившийся слову своего хозяина, они смеялись над Рольфом, твердя, что он, жалкий трус, солгал собственному рабу, в то время как они ничем не запятнали себя, а всего-навсего дали ему хороший совет. К тому же он убил столь ценного раба! Глупость и расточительство, поступок, достойный безумца! Братья не оставляли Рольфа в покое и повторяли свои слова до тех пор, пока Рольф не проникся отвращением к самому себе, потому что он видел, что братья, как всегда, правы.
Он обманул своего раба, предал его и убил. Он видел только один способ уплатить за свое преступление. Оставив дома все оружие, Рольф ушел в лес. Он надеялся, что раньше или позже какой-нибудь хищник набросится на него и загрызет. Викинг искал смерти, он жаждал ее всей душой, только смерть могла освободить его от человека, в которого он превратился…
Ларен остановилась, она не знала, что произойдет в следующую минуту. Голова ее шла кругом, во рту пересохло. Внезапно она ощутила острую боль между бедер и оглянулась на Меррика – ведь это он причинил ей боль. Взгляд Ларен встретился со взглядом Меррика, но понять выражение его глаз она не могла.
Да, там, между бедер, саднило, но гораздо больше Ларен мучилась от равнодушия, с каким Меррик смотрел на нее весь этот день и вечер. Она наклонила голову, выжидая. Ее слушатели по-прежнему молчали, сделалось так тихо, что Ларен показалось, будто она слышит шипение, такое, какое бывает, когда густой дым выходит в отверстие над очагом. Им не понравилась новая сказка, сейчас они запустят ей в голову стульями, металлическими кубками и потребуют Деглина обратно. И вдруг со всех сторон послышались жалобные вздохи, и все стали уговаривать Ларен завершить рассказ – тогда она с улыбкой покачала головой:
– Я очень устала, – возразила она, – пожалуйста, позвольте мне остановиться.
Они уже не бросали деньги к ее ногам, они клали их прямо ей в руки, и золотых монет попадалось больше, чем серебряных, а еще тяжелая брошь, которую отдал Ларен один из сыновей Торагассона. “Мамина”, – пояснил он.
68 
