Рыска очнулась и поспешно загородила друга собой, растопырив руки в стороны.
— Альк, — дрожащим голосам начала она, стараясь не замечать зловещего фырканья и пощелкивания зубов, — ты же не крыса. Ты сильный, ты можешь с ней справиться, я знаю! Ну пожалуйста, хоть попытайся, ведь ты никогда не сдаешься! Я в тебя верю!
Саврянин слушал, чуть наклонив голову и вроде бы успокаиваясь. В желтых глазах как будто даже появились проблески разума — но тут крыса внезапно развернулась и неторопливо полезла в кусты. Главенство подтверждено, подданные устрашены и раболепствуют, можно заняться более важными делами. Поискать еду, например.
Выхода не было.
— Держи его!!! — отчаянно крикнула девушка и первой прыгнула на Алька.
* * *
До копыт наместничьей коровы оставалось всего несколько шагов, когда серая река внезапно остановилась. По ней пробежали волны: крысы вставали на дыбки, принюхивались, огрызались друг на друга, будто впервые заметив, что рядом кто-то есть Некоторые принялись умываться, выкусывать блох — с яростью, выдающей растерянность.
А затем крысиная рать развернулась и поползла обратно, рассыпаясь, как пепел на ветру. Гнетущее ощущение, будто ими двигает единая сила, исчезло. Теперь это были обычные крысы, спешившие вернуться в теплые уютные норы. Они шарахались от людей, норовили юркнуть в укрытие или хотя бы в тень.
Полностью затопленная зверьем площадь очистилась в считанные щепки.
Шарак трясущейся рукой провел по волосам — и словно ощутил на них свежую седину.
ГЛАВА 22
Когда крысиный вожак не в духе, подданные раболепствуют: валятся на бок, полузакрыв глаза, или даже подползают к нему на брюхе.
Там же
Перед рассветом с востока потек туман, будто на спрятанное за окоемом солнце набросали много-много сырых дров. Утро выдалось не холодное, но промозглое и молочно-белое, тихое, как осеннее. Впечатление смазывала только сочная зеленая листва да птичьи посвисты — редкие и сонные, но неоспоримо летние.
— Ну вот! — Жар торжествующе повесил котелок на перекладину меж двух рогатин. Пламя пригнулось и зашипело, облизывая мокрое днище. — А вы нудели: зачем, зачем…
Альк мрачно покосился на вора, не переставая водить оселком вдоль лезвия меча. Три остальных лежали рядком на траве, уже заточенные. Тсецкие клинки были похуже Сивиных, саврянские — много лучше.
Вор, покряхтывая, осторожно опустился на землю возле костра.
— Ты мне, кажется, ребро сломал! — пожаловался он, ощупывая грудь.
— Извини, — буркнул белокосый. Ему ночная история обошлась в несколько синяков, царапин и дырок на одежде. Внешне.
— Ишь какое красивое слово ты знаешь! — восхитился Жар. — А можно еще раз? Слушал бы и слушал.
Альк сказал другое, некрасивое.
Вор не обиделся. Но еще долго, выжидательно глядел на белокосого, наконец не выдержав:
— Ты как?
— Что? — неубедительно переспросил саврянин, не отрывая взгляда от меча.
— Чувствуешь себя как?
— Хорошо.
— А кем? — вкрадчиво уточнил Жар. Альк раздраженно на него уставился:
— Что, вы меня теперь каждую щепку теребить станете?
— Ну надо ж убедиться… — отвел глаза Жар.
— Днем ничего не будет.
— Ты уверен? Погоди, так с тобой это не впервые?! — догадался вор. — И чего молчал?!
— А вам-то оно зачем?
— Да хоть бы знали, что делать!
— И что — теперь знаете?
Жар сердито засопел. Схватка была короткой и отчаянной, хорошо еще, что Альк вначале пытался стряхнуть неприкосновенную для крыса самку, а уж потом вгрызться в горло самцу.
— Ну не так бы исп… удивились. И часто с тобой такое?
— Один раз было, — нехотя признался саврянин. — Возле моста. Напугал бродягу какого-то, он меня окликнул, и я опомнился.
— Рыска с тобой говорила.
Альк кивнул. Он помнил — не слова, но ощущение. Так и крыса, наверное, запоминает окружающих ее людей, запахи, голоса, отношения, хоть и неспособна оценить их с человеческой точки зрения.
На этот раз человеческого голоса она не испугалась, пришлось добавить парочку оплеух. Что нужно будет сделать в следующий?
Этим вопросом, видно, задался и Жар, потому что неловко кашлянул и сменил тему:
— Кстати, куда она запропастилась? Сказала же, что умоется и вернется!
— Пойду гляну. — Саврянин отложил как раз доведенный до ума меч.