Особенно,... 
82 
Найти работу, как парень убедился через четыре лучины, оказалось не так-то просто. Попадалось только какое-то издевательство: пастух, водонос, помощник мясника, золотарь. Последнему, правда, обещали аж полсребра в день, но если деньги не пахли, то все остальное — очень даже. Единственное, что Жара хоть как-то заинтересовало, — лоток наперсточника, долговязого и длинноволосого парня, неутомимо вопящего: «Кручу, верчу, запутать хочу! Угадал — медька, оплошал — редька!» Можно было набиться к нему в напарники, заманивать простофиль из толпы, но наперсточники подчинялись все тем же «ночным», связываться с которыми Жар пока не хотел. Да и позор это для благородного домушника.
Так что парень просто постоял перед лотком, мстительно выиграв десяток медек. Потом наперсточник сообразил, что нарвался на такого же жука, поскучнел и свернул игру, заявив, что ему пора домой.
Усталый и разочарованный Жар купил у торговки кружку кваса и соленый огурец с медом. Прислонился к стене, жуя и прихлебывая. Где б найти такую работу, чтоб и спину не гнуть, и платили хорошо? В купеческие помощники бы, как парень в детстве мечтал, — но кто же его возьмет, безродного и незнакомого? На свою лавку копить надо, только до сих пор как-то не получалось: воровские деньги уходили так же легко, как и появлялись. Может, и хорошо, что Рыска такая бережливая…
Взгляд Жара отстраненно скользил по крышам домов, пока не остановился на одной, самой приметной. Парень на щепку перестал жевать, осмысляя бредовую, но занятную идею, потом сунул в рот остаток огурца, облизал с пальцев мед и решительно двинулся вниз по улице.
Большинство весок с темнотой будто вымирало: кур и свиней загоняли в хлева, ставни закрывались, двери запирались, и только злющие цепные кобели, обретя свободу, неслышно бродили вдоль заборов, поджидая незадачливых воришек.
В Ямах же словно наступил второй рассвет. Снова вышли на улицы торговцы — теперь по краям их лотков были прилеплены свечи, плывущие в темноте, как волчьи глаза. Продавали уже не сладости и квас, а жареный сыр на палочках, дымящиеся колбаски и варенуху. Над холмами стояло зарево костров, бродили отголоски смеха и криков.
Вчера Рыска подумала, что в поселке какой-то праздник, но хозяйка заверила ее, что такое тут летом каждый день.
— Не дают выспаться, окаянные, — укоризненно проворчала тетка Ксюта, косясь в сторону особенно громко лечащейся компании, домов за пять отсюда. — Зато подзаработать можно, чтоб перезимовать спокойно. Вот пирожков напекла, пойду обойду грязи, покуда соседки не опередили.
Глаза у Рыски давно слипались, но она упрямо ждала возвращения своих работничков. Ужин приготовлен, дом убран, вот убедится, что все живы-здоровы, и наконец ляжет.
Первым появился Альк, в пятнистой от пота рубахе. Перед закрытием кормильни пришлось потрудиться — разомлевшие пьянчуги не желали покидать уютное местечко, но хозяин был строг: «Стрелолист» работал только до полуночи, надо ж когда-то и спать добрым людям.
— Все в порядке? — на всякий случай уточнила девушка.
— Угу, — мирно ответил саврянин, прямиком направляясь к колодцу.
Потом пришел Жар.
— Твою мать, — сказал Альк и упустил уже почти поднятую бадейку. Цепь с лязганьем размоталась до конца, так дернув за валик, что сруб содрогнулся. Рыска оцепенела с прижатыми ко рту ладонями. — Ты что, ограбил мольца?!
— Не клевещи на духовное лицо, чадо, — важно сказал Жар, поднимая руку в жесте благословения. Широкий рукав рясы красиво поднялся крылом. — Я-то прощу, а вот Хольга трижды подумает.
Впечатление несколько смазал круг колбасы, выпавший из парня откуда-то снизу.
— Бездуховная ты рожа! — Альк бесцеремонно наклонился, заглядывая ему под рясу. Вор поспешно обжал длинные полы, как стыдливая девица юбку на ветру.
— Ну чего уставились? — уже нормальным тоном сказал он. — По-моему, главный помощник мольца — вполне себе пристойная работенка. Это тебе не заблудших чад из обители греха выкидывать!
Помощник у мольца был только один, что позволило Жару прихвастнуть, не погрешив против истины.
— А колбаса откуда? — отмерла наконец Рыска.
— Из кармана, — честно сказал вор. — Там изнутри подшиты. Ты б видал, какие они у мольца — до самого низу! Статуи-то не едят, а выходить из молельни с мешком через плечо как-то неприлично.
… — заключил Альк, снова вытянул бадейку и, не раздеваясь, опрокинул ее на себя.
82 
