Особенно,... 
99 
— Разве что, — нехотя согласился Жар, в отличие от подруги зная, что мечом можно припугнуть только безоружного, трезвого, а вооруженная пьянь еще больше нарываться станет, желая доказать, что она круче. Парень даже пораньше из молельни отпросился, если вдруг Рыске опять помощь с этим ходячим несчастьем понадобится, — но Альк вернулся в обычное время, с виду целый, только осунувшийся, будто на нем весь день пахали. Даже о порог споткнулся, чего с ним отродясь не бывало.
— Дай я погляжу, что с рукой! — тут же кинулась к нему девушка.
— Смотри, — с деланной неохотой согласился Альк, осторожно — словно держа на голове кувшин с водой, опускаясь на лавку и подставляя плечо.
Рыска уже по этой покладистости догадалась, что дело плохо. Торопливо размотала повязку, оказавшуюся промокшей почти насквозь, и ахнула.
— Ну что мне с вами, дураками, делать?! Один по занозе вой подымает, а другой с полуотрубленной рукой целый день ходит и ничего не скажет, пока замертво не рухнет! Вас бы сложить вместе и поделить, авось бы да вышел толк!
— Вот еще! — в один голос возмутились мужчины.
В глазах у них был такой священный ужас («Меня — с этим?!»), что Рыска, не утерпев, рассмеялась. Хотя весельем тут и не пахло. Видимо, днем Альку пришлось немало поработать правой рукой, и края раны, несмотря на шов, разошлись — хорошо хоть не до конца. Краснота расползлась по всему плечу, еще чуть-чуть, и на локоть перетечет. Похоже, в шею саврянину тоже стреляло, потому что поворачиваться он старался всем телом.
— Ужас какой! Альк, тебе завтра нельзя никуда ходить! Попроси у кормильца, чтобы отпустил на денек, отлежаться.
— Просто промой и перевяжи, — начал злиться белокосый. — До утра подживет.
— А до следующего вечера отвалится, если продолжишь ею махать!
— Постараюсь беречь.
— А сегодня почему не старался?!
— Ладно, сам перевяжу. — Саврянин встал, пошатнулся и оперся о стенку. Поморгал, отгоняя дурноту.
— Нет уж! — Рыска решительно обхватила его поперек груди — Альк был горячий, как печка, даже сквозь рубашку, — и заставила снова сесть. — Ты сам наперевязывался уже!
— Отстань, — вяло огрызнулся саврянин, но повязку сменить позволил. Есть опять не стал, так по стенке и уполз на печь, посоветовав Жару неприличное на предложение подсадить — хотя именно оно заставило его собраться с силами и с третьей попытки залезть.
Вор из любезности отругнулся и с чистой совестью пошел спать. Рыска тоже легла, даже огонь задула, но так просто заснуть не смогла. Дыхание Алька, обычно бесшумное, а теперь хриплое и неровное, разносилось на всю кухню. Когда он начал изредка постанывать, Рыска не выдержала и снова зажгла лучинку.
— Хочешь, я за лекарем сбегаю?
— Зачем?
— А вдруг ты умираешь?!
Саврянин дернул углом рта, намечая снисходительную улыбку. Вид у Рыски был испуганный и жалобный.
— Не умираю.
— Откуда ты знаешь?
— Есть с чем сравнить. — Альк чуть изменил позу, скрипнул зубами. — Меня просто лихорадит. К утру отпустит… наверное. Принеси воды.
Рыска бросилась к ведру, чуть не свернув его с полки.
— Вот, попей!
Саврянин с усилием приподнялся, взял кружку — даже в полутьме было видно, как она дрожит, хорошо, что не до верха наполнена. Под боком у Алька что-то блеснуло. Рыска испуганно отшатнулась, вообразив, что это деньги и рядом снова шныряют крысы, но потом разглядела обнаженный клинок.
— Раньше даже на работу брать не хотел, а теперь и во сне не расстаешься?
Альк вернул кружку и сполз обратно. Нащупал оголовье, подтянул меч к груди, как ребенок куклу.
— Я уже не знаю, что лучше, — словно в бреду пробормотал он, глядя в потолок блестящими от жара глазами. — Вернее, что хуже. Ей нельзя давать оружие…
— Ей?
— Крыса не понимает, что убивает… Она просто дерется. Защищается. Утверждает главенство. Ей будет достаточно побега, а не смерти врага. Но если вместо зубов у нее клинки… — Альк облизнул успевшие снова пересохнуть губы. — А она привыкла выкладываться по полной. Насмерть. Иначе не победить.
Рыска вытряхнула последние капли из кружки на ладонь, положила ему на лоб. Мужчина вздрогнул всем телом, однако убрать руку не потребовал.
— Но выйти против хозяина с голыми руками — верная смерть, — прерывисто, на резких выдохах продолжал он. — Одно его прикосновение — и я словно проваливаюсь в волчью яму, теряю память, силу, желание сопротивляться… остается только боль и ужас. Как у связанной крысы.
99 
