Прошел час. Свет в квартире Пинскера по-прежнему не гас, а его гости или охранники и не думали уходить.
– Дьябло! – ругался злой Эрнесто. – Может, высадим дверь квартиры и…
– И заодно посражаемся с нарядом полиции. Не говоря уже о "гостях" Пинскера – не думаю, что они ходят по ночам без "шпалеров". А если входная дверь из металла, то тогда на нашем задании можно будет поставить жирный крест.
– Ты прав… – неохотно согласился Эрнесто. – Твою мать… – Он неожиданно перешел на русский, который когда-то изучал в московском Университете Дружбы народов имени какого-то негра.
От учебы у него остались лишь ностальгия по русским телкам, безотказным и бесплатным, умение глотать водку стаканами и материться почище портового грузчика.
– Что будем делать? – в который раз с тоской спросил Эрнесто, когда часы натикали половину четвертого.
– Прыгать. – Я взял с заднего сиденья небольшой рюкзак со своим снаряжением.
– Как прыгать?
– Не как, а куда. До балкона четвертого этажа.
– Ты в своем уме?
– Не знаю. Как говорят врачи, вскрытие покажет. – Я застегнул "молнию" на своем комбинезоне, похожем на одежду "ночных обортней" – ниндзя, проверил, на месте ли кассета с сюрикэнами, и достал из рюкзака веревку с гуммированным крюком-"кошкой" на одном из концов – отдаленное подобие кэкэцу-сёгэ, хитроумного приспособления из арсенала японских лазутчиков.
– Ты куда? – всполошился Эрнесто, когда я открыл дверцу кабины.
– Туда, – указал я на светящиеся окна четвертого этажа. – Следи за окрестностями. Когда выйду на связь, – я попробовал, как работает миниатюрное переговорное устройство в виде наушников, – дуй к дому под балкон. Я тебя подниму наверх. До этого сиди тихо, словно мышь в подполе. Понял?
– Хочешь подняться по фасаду? – В голосе моего напарника сквозило недоверие. – Мне кажется, это невозможно.
– Если кажется – крестись. Я пошел…
Как я и предполагал, разглядывая фотографию дома, его стены были облицованы настолько гладкими плитами, что за них зацепиться могла разве что летучая мышь. Конечно, я залез бы наверх и по такой стене, но на это потребуется очень много времени. А его-то как раз нам и не хватало: близился рассвет и через час пустынные улицы оживут, взревут моторами машин и заполнятся прохожими.
Я выбрал вариант попроще. Конечно, для человека тренированного. Например, скалолаза, гимнаста. Или мастера хэсюэ-гун.
Я был на балконе четвертого этажа ровно через три минуты. К счастью, в Марселе их не стеклят, как, например, в нашей родной Жмеринке или Вологде. Правда, и не используют для хранения консервированной брюквы или синеньких. Балконы служили скорее украшением фасада, нежели для утилитарных целей. Потому крюк отлично цеплялся за перила, а я, поднимаясь по веревке, не боялся нечаянно задеть горшок с фикусом или самопальную телевизионную антенну, склепанную умельцами из железок, найденных на мусорной свалке.
Балконная дверь была закрыта, в комнате свет не горел. Достав из рюкзака, который я захватил с собой, специальное приспособление в виде циркуля, я закрепил его с помощью пневмоприсоски, а затем аккуратно и практически бесшумно вырезал в стекле алмазным наконечником круглое окошко. Просунув руку в образовавшееся отверстие, я повернул ключ, отворил дверь и проскользнул внутрь квартиры.
Ни Пинскер, ни его гости не спали. Я слышал их возбужденные голоса и звуки музыки. Оставив рюкзак и веревку с крюком на полу у балконной двери, я начал обход комнат жилища. Мне хотелось исключить любые неожиданности, когда я наконец доберусь до теплой компашки бывшего земляка.
Квартира была огромной. Я не задавался целью определить, сколько в ней насчитывалось комнат, но их оказалось уж никак не меньше десяти. Похоже, Пинскер скупил или снял весь этаж. Живут же люди…
В квартире, кроме ее хозяина и гостей, никого больше не было. Я знал, что Пинскер не женат и не держит собак, но как-то не верилось, что в таких больших апартаментах, обставленных дорогой шикарной мебелью, проживает только один человек. По-моему, нормальный индивидуум просто завыл бы на луну от одиночества, слоняясь по холлам, коридорчикам и спальням, как призрак какого-нибудь старинного замка.
Общество во главе с Пинскером почему-то облюбовало одну из спален. Постояв, прислушиваясь, некоторое время у ее порога, я надел маску и потянул за ручку двери.
Картина, открывшаяся передо мной, была просто омерзительной. Я достаточно индифферентно отношусь к различного рода извращенцам, почти у каждого из нас есть какой-то вывих в мозгах, но увидеть шабаш гомосексуалистов в полной его неприглядной обнаженности, да еще и впервые в жизни, было для меня, что называется, громом среди ясного неба. Как раз шел сам "процесс", мужская групповуха, и мне едва не стало дурно при виде потных сплетенных тел. Сам Пинскер был плешивым и рыжеволосым, и его белое рыхлое тело на фоне волосатых гориллоподобных "гостей" казалось дохлой амебой, выброшенной волной на берег и заплутавшейся в живых мхах. Я едва сдержался, чтобы не опустошить обойму пистолета с глуши-телем в это омерзительное месиво человеческих тел, сладострастно стонущее на разные голоса.